Гностицизм - [13]

Существующие гностические писания ясно показывают, что гностики всегда присутствовали в мире, хотя они подвергались угнетению и частым угрозам истребления со стороны темных сил, которые противостояли им с самого начала. Гностики, называемые «великой расой Сифа», будут терпеть бедствия вплоть до будущей эры, когда Просветитель (Phoster), иногда отождествляемый с Иисусом, не установит время знания и освобождения. Духовные отпрыски Сифа ведут продолжающуюся борьбу не с церковью или ее инквизицией, а с теми метафизическими противниками, о которых Ипостась Архонтов говорит:

«…великий апостол говорил нам относительно “властителей тьмы”, “не против плоти и [крови] выступаем мы; но против властителей вселенной и духовных (сил) зла»

«Великий апостол» - это, конечно, св. Павел, и эта сокращенная цитата взята из послания к Ефесянам (Еф,6.12).

Природа Гностической экзегезы

Что побудило гностических истолкователей Бытия провозгласить такую необычную версию истории сотворения? Хотели ли они только горько критиковать Бога Израиля, как заставляют нас верить отцы церкви? Несколько возможны причин не обязательно исключают друг друга, а в некоторых случаях и дополняют.

Во-первых, гностики, наряду с некоторыми другими ранними христианами, рассматривали Бога Ветхого Завета как помеху. Члены более интеллектуальных кругов раннего христианства были людьми, обладающими определенной духовной утонченностью. Хорошо знакомым с учениями Платона, Филона, Плотина и похожих учителей пришлось бы трудно с Богом, выказывающим мстительность, гнев, ревность, племенную ксенофобию и диктаторские претензии. Гораздо более подходил тонкой философии гностицизма добрый и благородный персонаж Иисус и его учения. Гностики, вероятно, просто сделали логические выводы из этой дихотомии и окрестили Бога Ветхого Завета демиургом, малой космической сущностью.

Во-вторых, как уже отмечалось, гностики были склонны интерпретировать древние писания символически. Современные богословы, такие как Пауль Тиллих, чувствовали бы себя вполне комфортно с гностиками, чье толкование Бытия часто было приблизительным. Тиллих утверждает, что история Падения была символом экзистенциальной человеческой ситуации, а не действительным историческим событием. Падение, пишет он, представляет собой «падение из состояния мечтательной невинности», своего рода пробуждение от потенциальности к действительности – данная интерпретация сходится с гностической, рассмотренной нами ранее в этой главе. Кроме того, Тиллих утверждает концепцию, подобную гностической идеи «двух Богов», когда говорит о «Боге над Богом».

В-третьих, гностическое толкование Книги Бытия, возможно, было связано с гностическим визионерским опытом. Благодаря исследованиям гностиков и их знанию божественных тайн, они, вероятно, пришли к пониманию, что божество, говорящее в Книге Бытия, не было истинным и единственным Богом, вопреки утверждениям Библии, и что над ним должно существовать нечто более Божественное.

Трансцендентный Бог, минимально вовлеченный в творение и управление миром был гораздо более правдоподобен в глазах многих людей, живших в греко-египетско-римской атмосфере первый столетий христианской эры. Глубоко личностный и болезненно неполноценный Бог Ветхого Завета потерял доверие даже в глазах многих евреев, что доказывает пример с философом Филоном из Александрии. Этот образованный человек, хотя и был благочестивым иудеем, применил свои таланты для отмывания представлений о Боге Израиля, облекая его в платонические идеи. Они включали божественные ипостаси (эманированные аспекты Божества), такие как Логос и София, которые весьма почитали гностики. Занимая еще более радикальную и откровенную позицию, толкователи, чьи слова содержатся в писаниях Наг-Хаммади, утверждали, что Бог, который ведет себя так, как это описано в Бытии и других книгах Ветхого Завета, должен быть обманщиком и захватчиком, недостойным поклонения и послушания.

Гностики понимали историю сотворения в Книги Бытия как мифическую, а для мифов обязательна интерпретация. Греческие философы часто смотрели на мифы, как на аллегории, в то время как обычные люди рассматривают их как своего рода псевдо-историю, и mystae (посвященные) в Элевсинских и других мистериях воплощали мифы в жизньпосредством визионерского опыта. Нет никаких оснований полагать, что гностики рассматривают мифы в иной, существенно отличной манере.

Современные либеральные библейские ученые склонны рассматривать библейские рассказы как мистические истории, которые люди придумали, чтобы объяснить окружающий мир и то, что за его пределами. Если эта точка зрения верна, тогда противоречия в мифе Книги Бытия являются ни чем иным, как отражением противоречий жизни в целом. Но гностики, наряду со многими другими мистическими философами античного мира, рассматривали мифическую реальность иначе. Они были более заинтересованы в понимании и осознании мира внутри, чем мира снаружи или того, что над ним. Сам мир указывает на реальность за пределами, на трансцендентность, которая являлась исключительно важной. Мифы гностиков предназначены для стимулирования переживаний, в процессе которого индивидуальная душа превосходит ограничения мира. Преодоление, по их мнению, означает выход за рамки ограничений не только материи, но и разума. Именно в психической области современные психологи обнаружили аналоги того, что в гностицизме называется Демиургом и архонтами. Подобно тому, как К.Г. Юнг делал различие в психике между Я и эго, так и гностики говорили о двух богах, один трансцендентный, другой же – неуклюжее вторичное божество. Глубинная психология, кажется, пролила больший свет на гностическое понимание иудео-христианского мифа сотворения, нежели либеральные библейские ученые. Тем не менее, вероятно, есть смысл по всех этих мифологемах, или мифологических темах, который одинаково ускользает от понимания психолога и библейского ученого.