Гномы к нам на помощь не придут - [40]

Шрифт
Интервал

Я сделал вид, что сейчас заплачу, и Шушан, вспомнив про нашего папу, устыдился. Увидев это, я сразу затараторил:

— А вы пустите нас по одному билету, господин Шушан, а? У нас ведь на каждого по полбилета, так? А это все равно что один билет на полфильма, правда? А в перерыве мы уйдем.

— Нет, — отрезал Шушан, сразу забыв про нашего папу. — Даже и не думайте. У меня, месье Дадон, изволите ли видеть, с арифметикой проблем нету. Если сложить полфильма и еще полфильма — одного билета не получится. Не получится и все тут. Вот скажите мне такую вещь. Когда вы на свет появились, вы Бога тоже попросили, чтобы Он вас по одному билету пустил, да? Может быть, вы Ему поклялись, что каждый из вас только по полжизни проживет?

Я видел, что Ицику страшно не нравится, как Шушан говорит про Бога, и что он начинает злиться.

— Но ведь для вас же это одни и те же деньги, — взмолился я. — Разве нет? Ну, пожалуйста. Что вам стоит?

— Хорошо еще, что ваш папа этого сейчас не видит, — укоризненно сказал Шушан. — Он бы от стыда за вас умер. Он, к вашему сведению, того, что ему не причиталось, никогда ни у кого не просил. Да-с. И сам, между прочим, никому ничего бесплатно никогда не давал.

Я уже готов был и в самом деле расплакаться, и мне хотелось только одного — уйти, но Ицик схватил меня за руку и удержал. Для него это уже было делом принципа. Между тем Шушан не унимался:

— Знаете, в чем проблема этой страны? Нет? В том, что здесь надо всем постоянно все объяснять. А я никому ничего объяснять не обязан, ясно? Особенно всякой там мелюзге! Где это видано, чтобы дети так со взрослыми разговаривали, а? И где это слыхано, чтобы они свои головы так высоко задирали? Дети, они голов задирать не должны. Дети должны смотреть туда, куда им и положено, — вниз. Нет, ну разве я не прав? — обратился он за поддержкой к Шуле, вошедшей в кинотеатр.

— А фильм еще не начался? — спросила она.

— Нет, нет, — успокоил ее Шушан. — Начнется только через две минуты. Кстати, как там дела у Циона?

Поговорив с Шулой, он снова повернулся ко мне:

— Н-да. Так на чем же мы, месье Дадон, остановились? Ах да. Так вот. Если ребенок доходит отцу только до колен, пусть он на одни его колени и смотрит. Большего ему видеть не положено. А если ему захочется на что-то пожаловаться, пусть жалуется отцовским коленям. Потому что так устроен мир. Поелику ребенок есть не что иное, как плод недозрелый, и слушать, что он там вякает, нет никакой нужды: он еще этого не заслужил. И ежели отец говорит ребенку что-нибудь умное, это входит ребенку не через уши, а проникает прямо в его маленькую головку. Падает на него, так сказать, сверху. Так что если даже ребенку уже тринадцать, он все равно не имеет права поднимать голову и смотреть отцу в глаза.

Я украдкой взглянул на часы Шушана. «Черт! — подумал я. — Вот-вот уже киножурнал начнется, а мы все еще здесь торчим. Да и Ицик, того и гляди, распсихуется. Уж я-то его знаю. Кончится тем, что нас выгонят отсюда обоих».

— Господин Шушан, — сделал я последнюю попытку. — Но ведь вы же все равно уже билет Ицику оторвали, правда? Так может быть, вы нас все-таки пропустите, а? Всего только один разок? Ну что вам, жалко, что ли?

Однако Шушан был неумолим.

— Ну что, месье Дадон? — спросил он, посмотрев мне в глаза, когда двери в зале захлопнулись и из-за них послышалась музыка киножурнала. — Вы уже что-нибудь надумали или нет? Может, уже скажете вашему брату, чтобы заходил? А то он так все начало фильма пропустит.

И тут, на наше счастье, в кинотеатр вошла Рахель.

— Рахель, — обратился к ней Шушан ласково, — я прав или нет?

Я подумал, что теперь-то уж он пропустит нас наверняка, но он решил помариновать нас еще немножко.

— Ну-ка, месье Дадон, давайте считать вместе. Пара чулок. Так? Пара новых туфель на высоких каблуках. Так? Ну и сколько же это будет? Правильно. Один билет. Вот скажите мне, прекрасная Рахель. Не бойтесь, не бойтесь, фильм еще не начался. Это пока только киножурнал. Вот эти вот два умника хотят тут у меня по одному билету пройти. Чтобы только полфильма посмотреть, до перерыва. Ну? Что вы на это скажете?

— Как тебе не стыдно, Шушан? — упрекнула его Рахель, заходя в кинозал. — Они же сироты. А ты жмотничаешь.

— Тоже мне! — фыркнул ей вслед Шушан. — Подумаешь.

Но слова Рахели на него подействовали.

— Ладно, — сказал он наконец неохотно, — проходите. А то уже скоро фильм начнется. Только чтобы тихо у меня, понятно? И чтобы не мешали никому! Кстати, кино, я вам доложу, так себе. Про какого-то мальчишку с птицей. Мне его, наверное, по ошибке прислали.

Однако даже после этого он дал нам войти не сразу. Потребовал, чтобы сначала мы поклялись, что уйдем.

— Чтобы в перерыве стояли у меня тут, как штык! Ясно вам? А то знаю я вас. Эдак и к Ною тоже придут и скажут: «Пусти нас, пожалуйста, к себе на ковчег, спаси нас, пожалуйста, от потопа. Правда, у нас билеты только вот досюда, но мы там слезем, честное слово! Мы не вруны какие-нибудь».

Когда мы наконец-то вошли в зал, я быстро нашел хорошие места и предложил Ицику сесть позади маленького мальчика — чтобы ему было лучше видно, — но Ицик все никак не мог успокоиться.


Рекомендуем почитать
Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Зверь выходит на берег

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.


Мать

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танки

Дорогой читатель! Вы держите в руках книгу, в основу которой лег одноименный художественный фильм «ТАНКИ». Эта кинокартина приурочена к 120 -летию со дня рождения выдающегося конструктора Михаила Ильича Кошкина и посвящена создателям танка Т-34. Фильм снят по мотивам реальных событий. Он рассказывает о секретном пробеге в 1940 году Михаила Кошкина к Сталину в Москву на прототипах танка для утверждения и запуска в серию опытных образцов боевой машины. Той самой легендарной «тридцатьчетверки», на которой мир был спасен от фашистских захватчиков! В этой книге вы сможете прочитать не только вымышленную киноисторию, но и узнать, как все было в действительности.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.