Гномы к нам на помощь не придут - [23]

Шрифт
Интервал

— Родня, говоришь, да? А что ж ты тогда, как только я про папу заикнусь, сразу говоришь: «У нас папы нету»? И Коби тоже. Как только я скажу «Коби» — ты сразу прям до неба подпрыгиваешь. Как будто тебя собака укусила.

— Коби, Коби… Я же тебе тыщу раз говорил: Коби думает только о себе. Сколько можно повторять?

— Ну хватит уже, Ицик, надоело. Достал ты меня своими разговорами. Ладно, полезу я, полезу. Только в последний раз, понял? И не сейчас. Я жрать хочу просто помираю. Я не могу туда голодный лезть.

— Это не страшно. Там и поешь. У тебя времени на все про все хватит. Зайдешь к ним на кухню и чего-нибудь перехватишь. А я тебя возле лавки Коэна подожду. Минут за семь-восемь вполне управишься. И поесть успеешь, и все остальное. Только ремешки срезать не забудь.

— Ты чего, совсем уже, что ли? Какая у них там еда, у солдаток-то у этих? Ты просто у них дома никогда не был. Да нету у них там ничего. И на кухне тоже шаром покати. Едой и не пахнет, одной только плесенью. Она у них зимой завелась, черная такая. Они, правда, перед Песахом стены побелили, но запах все равно остался. И чего они там весь день едят — ума не приложу.

— Ну Коэна этого тоже, как назло, теперь ничего не купишь. Он нам в долг больше не дает. Вот если б ему Коби заплатил, тогда бы дал. Черт, как у него из лавки хлебом несет… Ладно, пошли домой, чего-нибудь перекусим. Как только ты сказал, что они там все время голодные сидят, мне тоже сразу есть захотелось. А потом уж и за ремешками пойдем. Времени должно хватить: у них занятия только в семь заканчиваются. Короче, пошли полопаем. А заодно и птицу в кухонный шкаф посадим. Кстати, ты там дырки для воздуха сделать не забыл? А то смотри у меня.

— Не забыл, не забыл. Пять штук проделал.

— Ну, тогда она не задохнется. Посадим ее в шкаф, закроем дверцу на гвоздь — и пусть сидит. Только имей в виду — нам надо, кровь из носу, до шести управиться. А то еще, не дай Бог, стемнеет, и тебе придется там свет зажигать.

Дуди

Я думаю, если бы Ицика не было, я бы ни за что в жизни не стал лазить по квартирам. Если бы у него не было таких рук и ног, он бы, наверное, лазил вместо меня. Но Ицик есть; и он мой старший брат; и мы похожи с ним, как близнецы. Если он снимет панамку, нас не различишь. Поглядишь на наши лица — и не поймешь, где Ицик, а где Дуди. Только вот руки и ноги у него не дай Бог никому. Но тут уж ничего не поделаешь. Из живота матери таким вышел.

Без Ицика я бы никогда не научился по домам лазить. Без него я просто ноль без палочки. Даже если я сто раз на какой-нибудь дом залезу, или там, например, на скалу, или на забор, и даже если я сделаю все в точности, как он мне сказал, — все равно, когда мне надо будет лезть куда-нибудь еще, я без него этого сделать не смогу. Потому что он стены читать умеет, а я нет. Ему стоит только один раз на какой-нибудь дом снизу вверх поглядеть, и он сразу видит, что на стене написано. Без понятия, что он там на этих стенах видит. Я бы просто залез — и все. А он сначала думает. Только молча. Так было и в тот раз, когда мы решили залезть к солдаткам.

Я тогда увидел, что он замолчал, и стал слоняться взад-вперед, пинать ногами камни, причесываться, потом пошел отлить, а когда вернулся, Ицик уже лежал на земле — как жук на спине — и перебирал руками и ногами в воздухе. Будто взбирался наверх. Только при этом продолжал лежать на земле. Он же от нее оторваться не может, верно? Ну вот. Перебирал он руками и ногами перебирал, а глаза его в это время — медленно так — поднимались вверх, и он ставил руки и ноги в точности, куда надо. Одним словом, он делал на земле то, что я через пару минут должен был делать на стене. А потом говорит:

— Видишь вон ту решетку на окне у Хазана? Поставишь на нее правую ногу и залезешь по ней до верха окна. Только смотри, не засовывай ногу в решетку слишком глубоко, а то, когда станешь ее вытаскивать, у тебя опять ботинок с ноги свалится, как в прошлый раз. Потом подними руки, ухватись за трубу и подтянись — чтобы поставить левую ногу на карниз над балконом, который Эдри себе недавно соорудил. Только осторожнее, понял? Навес этот — пластмассовый и скользкий. И правую ногу на него не ставь. Продолжай держаться за трубу — только чуть повыше, — подними правую ногу и поставь на бетонный выступ. А остальное уже пара пустяков. Там окошки такие маленькие есть. Где птицы гнезда вьют. Ну вот. Ты левой ногой на самое нижнее окошко встань, руку подыми, за следующее окошко ухватись, а потом и вторую ногу подтяни. Потом ухватись обеими руками и продолжай лезть, как по лестнице, пока не долезешь до железяк, на которых у солдаток бельевые веревки натянуты. А там перекинешь ноги через перила — сначала одну, потом другую, — и ты уже на балконе.

Как он мне сказал, так я и сделал. На мое счастье, босоножки Шуламит прямо на этом самом балконе и валялись. Я два пальца в знак победы поднял, он мне в ответ «Ура!» одними губами прошептал, и я побежал в комнату к Лиат. Но она была закрыта на ключ. Что мне еще было там делать? Я вернулся на балкон, Ицик показал мне руками, что все спокойно, я сбросил ему босоножки, а потом ухватился за трубу и съехал по ней вниз.


Рекомендуем почитать
Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.