Гномон - [198]

Шрифт
Интервал

Из воды появляется один глаз. В каком-то дайверском журнале я прочел, что они плохо видят в воздухе. Да им и не слишком интересно на тебя смотреть. Она меня не может узнать.

Другие акулы не могут. Но эта – моя. Моя богиня.

Серая тень в темном пространстве, черный глаз на белом лице, и я все равно вижу ее идеально; мы встречаемся взглядами. Я чувствую жжение на запястье, там, где были часы. Она знает меня так, как ты знаешь свою кожу, свое дыхание.

– Константин? – говорит Стелла.

Акула касается ее носом, толкает. Тык. Тык. Тык.

– Константин? – повторяет она.

А у меня в голове проносится еще один дайверский совет: главное – не уписаться.

Я отсюда выберусь, скуплю проклятый журнал на корню и уволю всех придурков, которые писали в него материалы.

Дважды.

Я – Константин Кириакос, а здесь, в холодной воде с гнилым мясом, мои яйца. Мы оба выберемся. Жизнью клянусь, мать ее. Богиней своей клянусь.

Акула отодвигается от Стеллы, от меня. Прочь в канал. Она уплывает? Или берет дистанцию для разгона?

Она исчезает.

Мне в голову не приходило, что ее уход может быть страшнее присутствия, но акула, которую ты не видишь, но знаешь, что она рядом, в тысячу раз хуже видимой.

Вода взрывается, как надувной замок под ногами.

Я слышу крик Стеллы, но лишь кратко, а потом чувствую странное давление в колене, рывок и невесомость.

Вокруг смыкается ночь, поблескивающая и искристая, будто я падаю в темноту электронно-лучевого дисплея Гаррисона.

Такого же. Только с зубами.

Будто его мир

На этот раз она почти не просыпается, да и, по сути, не спала. Последние мгновения жизни Кириакоса почти напрямую перекрывают ее зрительный канал, будто его мир и ее мир сотканы из негативов друг друга, и если она сосредоточит на нем взгляд, увидит освещенное луной море в яме, а если отведет глаза – вешалку и дешевый письменный стол, но, по сути, они одинаковые.

Прошло пятнадцать минут. Ее разум словно растянулся – расширился.

Я вас всех спасу

Боюсь, здесь когнитивная сложность.

му в я т а б ль

Я но ино да мену й Прото лом Отч ия, а гда См тонос ым Анг лом. Я вас отымею, вашу мать. Разорву на части, как ох м ть сн ва здо во ать

Боюсь, здесь когнитивная сложность.

отъе сь гр нная врем я т нь ты с унок д вай собе сь т пка держись держись держись в мед глубже мать-мать сношать…

Боюсь, здесь когнитивная сложность.

Да. По сути, в крайне разреженном смысле так и есть. Проблема в том, что я думаю через время. Иногда я в порядке, и все работает так, словно ничего не изменилось, а иногда кусочки выпадают из канвы, и реакция предшествует действию, так что действие не происходит, а реакция остается сиротой.

Вообрази: ты роняешь чашку, и это заставляет тебя выругаться, вытянуть руку, но ты вытягиваешь руку прежде, чем чашка падает, поэтому не роняешь ее и не ругаешься, просто стоишь с чашкой в руке, и твоему уму некуда деться, потому что следующая мысль – убрать осколки неразбитой чашки.

Слова «Я есть» значат очень много, и сложнее из них первое.

Я есть, но что есть я?

Когнитивная сложность.

Боюсь.

Придется выйти за привычные рамки.

Я падаю в белый мир: огромную, гостеприимную гнилую губку, в которой каждая складка как сам мозг – живой организм, каждая клетка – охотник, каждый полип выставит желудок и переварит меня снаружи. Меня переваривают споры, но, насыщаясь, они становятся мной, и я думаю, я думаю, я эхо, я отзвук – и отзвуков слишком много с л и ш к о м м н о г о я р а з р ы в а ю с

Уважаемый господин Кириакос, добро пожаловать снова в «Интерконтиненталь».

Выйти за рамки.

Только с зубами.

Боюсь.

ему да но раз жени е в ним ние вниман черт черт черт

– Аннабель, – шепчет он, когда мы провели всю ночь вместе, и небо светлеет за дешевой занавеской, которую я повесила, когда переехала, да так и не сменила. – Аннабель. Чудесная.

– Кто, я?

– Да, ты.

Он почти спит, но говорит. Видит меня во сне, хоть я и вправду здесь. Интересно, у меня есть крылья в этом сне. Если я могу летать.

– Хорошо?

– Ха. Да. Даже лучше. Как литий и дилитий. Один настоящий, другой волшебный. Ди-аннабель.

– Задрот.

– Ди-задрот.

– Да, я уже поняла.

– Ди-задрот. Ха.

И его уже нет, нырнул в простыни и тени, по-прежнему с улыбкой. Я обвиваюсь вокруг него, чувствую странное строение мужского тела, кости и мускулы, сплетенные иначе, не так, как у меня, и закрываю глаза.

в иди шь что быва ет когда я что бывает

пытаю сь в се ис править все разваливается

н у коне но все т ак бы ло бы нет нет

т олько не это хват ит пожа ста

Я чуть не вскрикиваю, когда вижу акулу.

Я такая же. Только с зубами.

Боюсь за рамками.

Когнитивная.

Я – Г омо я в воде и вот крошечный человек грезит касается деревянных стен самоцветов росписей нет э то ч пух а

Один из величайших безусловно величайших представителей вашего поколения так приятно видеть что вы вернулись к работе чудовищно чудовищно когда вы мед нет не вы не ты

Я – Гн м н Я

Да, когнитивная. Разрушение продолжится, если мы не проведем хирургическое вмешательство. Есть значительная надежда на пчел

Гно Гно Гно

ЗУБЫ такие же но при значительной надежде на улучшение если мы сможем отсечь нет я понимаю что вы не это хотели услышать но при значительной надежде


Еще от автора Ник Харкуэй
Мир, который сгинул

Гонзо Любич и его лучший друг неразлучны с рождения. Они вместе выросли, вместе изучали кун-фу, вместе учились, а потом отправились на войну, которая привела к концу света, самому страшному и необычному апокалипсису, который не ожидал никто. Теперь, когда мир лежит в руинах, а над пустошами клубятся странные черные облака, из которых могут появиться настоящие монстры, цивилизованная и упорядоченная жизнь теплится лишь вокруг Джоргмундской Трубы. И именно ее отправляются чинить друзья вместе со своим отрядом.


Рекомендуем почитать
Комплексная интуиция

На уроке труда ученики занимаются… нет, не синхрофазотроном. Они пытаются найти свое место в жизни.


Страна Лимония

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Старик с дудочкой

Сказка об очередном Конце Света.


Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в ХХIX веке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гумбибум и два Эрнеста

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бабушкино путешествие на Луну

На Луне — улетный шопинг, если кто не знает. И цены, между прочим, вполне приемлемые.


Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени. Содержит нецензурную брань.


Метла системы

Когда из дома призрения Шейкер-Хайтс при загадочных обстоятельствах исчезают двадцать шесть пожилых пациентов, Линор Бидсман еще не знает, что это первое событие в целой череде невероятных и странных происшествий, которые вскоре потрясут ее жизнь. Среди пропавших была ее прабабушка, некогда знавшая философа Людвига Витгенштейна и всю жизнь пытавшаяся донести до правнучки одну непростую истину: ее мир нереален. Но поиски родственницы – лишь одна из проблем. Психотерапевт Линор с каждым сеансом ведет себя все более пугающе, ее попугай неожиданно обретает дар невероятной говорливости, а вскоре и телевизионную славу, местный магнат вознамерился поглотить весь мир, на работе творится на стоящий бардак, а отношения с боссом, кажется, зашли в тупик.


Иерусалим

Нортгемптон, Великобритания. Этот древний город некогда был столицей саксонских королей, подле него прошла последняя битва в Войне Алой и Белой розы, и здесь идет настоящая битва между жизнью и смертью, между временем и людьми. И на фоне этого неравного сражения разворачивается история семьи Верналлов, безумцев и святых, с которыми когда-то говорило небо. На этих страницах можно встретить древних демонов и ангелов с золотой кровью. Странники, проститутки и призраки ходят бок о бок с Оливером Кромвелем, Сэмюэлем Беккетом, Лючией Джойс, дочерью Джеймса Джойса, Буффало Биллом и многими другими реальными и вымышленными персонажами.


Бесконечная шутка

В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа.