Гномики в табачном дыму - [32]

— Подъем ровно в шесть! Выступаем чуть свет! — Голос его гремел на всю тайгу.

Вслед за ним вышел Пельменев, а немного погодя явился с Людмилой и пригласил нас отметить долгожданное событие. Александров позвал Светлану. Я кинулся в свою палатку за копченой рыбой. Проходя мимо геологов, услыхал звон стаканов.

Прошел мимо рабочих. Те тоже пили. Тогда я громко воззвал ко всем:

— Чего пить порознь! Выходите, вместе отметим!

На зов откликнулись — весь лагерь собрался в большой столовой палатке. Мы поздравляли друг друга. Пили за мое здоровье, я возглашал здравицу за других, но старался не пить. Людмила взялась за гитару. Кто-то запустил белую ракету. Хмель быстро одурманил головы. Среди шумного, бурного веселья я незаметно покинул товарищей, не терпелось забраться в спальный мешок. Измотался за день, наволновался, и стакан спирта сделал свое дело — я давно не пил. Заснул мгновенно.

Пробудился поздно — часы показывали девять. Усомнился — работает ли будильник, может, остановился вчера вечером? Выглянул наружу. Все палатки убраны, все уложено на машины. Выходит, готовы сняться с места и ждут, когда я проснусь! Попробуй не расчувствоваться…

Я выскочил из палатки и тут же угодил в руки притаившихся по сторонам ребят. Подхватили и торжественно понесли к реке, осторожно опустили на землю — совершить утреннее «омовение». Потом, как я ни противился, таким же манером доставили назад к палатке, накормили и напоили чаем. Пока я завтракал, свернули мою палатку, сложили вещи. Кто-то подкрался сзади и закрыл мне глаза ладонями. Оказалось — летчик. И тут-то я заметил на поляне, которую успели очистить от камней, вертолет!

Я понял — сопротивляться бесполезно.

Меня усадили в какое-то подобие кресла, увитое цветами и гирляндами шишек. Собрались все члены экспедиции. Долго прощались.

— Пишите хоть раз в неделю, не ленитесь! — попросил я.

— Не беспокойся, забросаем письмами! Обо всем будем сообщать! — дружно заверили ребята.

— Не только писать, звонить будем в госпиталь. Твои советы понадобятся.

— Там уже знают? — спросил я, нерешительно двинув головой в сторону столицы.

— Сообщили, понятно.

Еще раз попрощались и разошлись. Мы с летчиком направились к вертолету, остальные расселись по своим местам на машинах, продолжая махать мне рукой и кричать: «Поправляйся, Гурам! Скорей возвращайся! До скорой встречи!»

Вертолет взмыл в небо. Лагерь на колесах стал отдаляться и скоро совсем скрылся из глаз.

Под нами расстилалась бескрайняя тайга.

Мы неслись к солнцу.

«Дорогой наш Гурам!

Обещала часто писать, а сдержать слово не удалось. После твоего отъезда тут такое завертелось, минутки выкроить не могла. Знаешь ведь Александрова! Черные скалы, те самые, где ты ванны обнаружил, обследовали до конца. Миша поставил новую буровую — результаты отличные, лучше и не надо! Сам понимаешь, как это нас окрылило, работаем, как говорится, не покладая рук, без выходных. Особых новостей нет. Хотя есть: рядом стоит знакомая тебе девочка и просит оставить ей полстранички — приписать несколько строк. Оставлю, конечно, страдает, бедняжка! Береги себя, не падай духом. Что думают врачи, не пора ли отпустить тебя назад в тайгу?

Дружески обнимаю и целую. Людмила. Привет от всех наших. Ждут тебя с нетерпением, уверяют, что не могут без тебя, велят энергичней лечиться.

Кланяется тебе Михаил Тимофеевич, все справляется, как ты, да поможет, говорит, ему японский бог.

Людмила».

«Гурам, мой добрый Гурам!

Еле упросила Людмилу Пельменеву оставить мне место. Догадываешься, кто пишет? По почерку не узнаешь, никогда ведь не писала тебе, хоть и очень тянуло. Все вспоминаю тот вечер, вспоминаю твой грустный взгляд. Вспоминаю потому, что благодаря тебе по-другому взглянула на жизнь, на отношения между людьми. Знаю, кажусь тебе глупой дурочкой, но все равно благодарна тебе, восхищаюсь тобой! Можешь поздравить, я уже студентка-заочница. Как только Пельменев согласился взять меня на работу, тут же начала готовиться к экзаменам. Целый месяц провела в Новосибирске. Конкурс был большой, но я прошла! Очень, очень тебе благодарна. Не будь тебя, вряд ли сумела бы изменить свое положение.

Спасибо. Тысячу раз спасибо.

Твоя Инка.

13 сентября».

«Милая моя Людмила!

Удостоила-таки меня письма! Давно могла бы порадовать хорошими результатами, знаешь ведь — переживаю вместе с вами. Лечение идет успешно. Чувствую себя прекрасно и при каждом обходе донимаю профессора просьбой отпустить в тайгу, а он смеется, предлагает потерпеть еще немного. Я терплю — что мне остается, как не терпеть! Лишь бы вылечили. Очень соскучился без вас. Надоело лежать в белоснежной комнате — в палатку бы, в спальный мешок! Живу надеждой скоро увидеть вас. Что касается Инки, передай — благодарить меня не за что, ничего исключительного я для нее не сделал. Экзаменов за нее не сдавал, а подыскать работу в партии и другие могли. Видно, толковая девушка. Возьми ее под свою опеку, влияй и воспитывай. Может, станет похожей на тебя! Потерпите еще немного, скоро буду с вами. Обнимаю и целую всех. Гурам.

P. S. Миша и Юра считают писание писем женским занятием, и все же скажи, пусть нацарапают несколько строк и пусть не беспокоятся, разберу их каракули. Раз уж сделал приписку, пользуюсь случаем и еще раз обнимаю и целую.