Гнилое яблочко - [62]

А Элинор.

— Ого, — говорит она. — Ты, наверное, действительно очень жалеешь обо всем, что случилось.

Я сглатываю и приглаживаю волосы.

— Что ты здесь делаешь?

— Следую совету твоей мамы. — Она смотрит на меня. Я ничего не отвечаю, и она добавляет: — Насчет того, чтобы не откладывать на завтра.

— Как ты узнала, где я нахожусь?

— Из твоего письма. — Она пожимает плечами. — И у меня есть свои источники.

Свои источники? Секретные семейные связи, например?

Не желая испытывать удачу — или заставлять Элинор признаваться в чем-то, что она предпочитает держать при себе, — я просто говорю:

— Хорошо.

Я киваю. Она кивает. Мы молча стоим напротив друг друга.

— Ну что, пойдем? — спрашивает она наконец.

— Куда?

Она слегка улыбается:

— На «Пик Анники».

Несмотря на длинный постскриптум к письму, я сомневался, согласится ли Элинор принять участие в затее, которая должна всерьез огорчить ее тетю. Но видимо, она согласна.

— Не знаю, — говорю я. — Мне вроде как нельзя отсюда уходить, и скоро придут Добрые Самаритяне, и… — Я заставляю себя замолчать.

О чем я вообще? Самая симпатичная девчонка, которую я когда-либо встречал, может быть, простила меня и к тому же рисковала бог знает чем, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Я уже делал то, на что не отваживался никто в Академии, и узнал, что здешние представления о строгом наказании совпадают с обычными представлениями об идеальных каникулах. Что страшного может со мной случиться?

— Погоди, я только куртку возьму, — говорю я.

Камера находится на верхнем этаже спального корпуса. Оказывается, что на пути к побегу нет более серьезной преграды, чем дверь. Она открывается с помощью карточек и паролей, и все это не составляет проблемы для Элинор. Когда я спрашиваю, откуда она все это узнала, она повторяет, что у нее есть свои источники. Я натягиваю на глаза капюшон; мы бежим по коридору (на удивление, здесь нет ни одного охранника-ДС), спускаемся на три этажа вниз и выбираемся на улицу. Позади здания стоит скутер из серии «Килтер 7000» с коляской.

— Лук, стрелы и два фримеранга, — говорит Элинор, похлопывая по скутеру. — Все, что оставалось в Кладовой.

Она имеет в виду оружие, разложенное в коляске. Там же находятся тюбики краски, зажигалки, спички, материал для растопки, защитные жилеты и прозрачные маски.

— Не думаю, что я сюда влезу, — говорю я.

Она залезает на скутер:

— Конечно, влезешь.

Я не сразу понимаю, что она предлагает мне сесть позади нее. На одно сиденье. Может, даже обхватить ее за талию.

— Не хочешь сесть за руль?

— Не-а. — Я запрыгиваю на сиденье и беру у нее шлем. Заглядываю ей через плечо — она возится с электронной картой. Я застегиваю шлем, и Элинор нажимает на точку, помеченную как «Пик Анники». Едва я успеваю ухватиться за ее куртку, как скутер срывается с места.

Мимо пролетают зеленые, синие и бурые каракули — в точности как во время нашей поездки в горы. Холодный ветер бьет мне в глаза; я бы закрыл их, но боюсь пропустить что-нибудь важное — например, Людей Икст, возвращающихся обратно в кампус после успешной миссии. К тому же я еду на скутере с Элинор. Вполне возможно, со мной за всю жизнь не случится ничего лучше, и я хочу сохранить в памяти каждую секунду.

Когда мы добираемся до горы и скутер начинает подниматься по заснеженной тропе, я понимаю: я до сих пор не сказал вслух то, что должен сказать.

— Прости! — кричу я, пытаясь заглушить шум ветра. — И спасибо!

— Все хорошо! — отзывается Элинор. — И меня можно не благодарить!

— Ты что, шутишь? Ты так ко мне добра! А я такой неудачник! Ты вытащила меня из…

— Я не так уж и добра!

Я собираюсь возразить, но она снова кричит:

— Телефона нет!

Я склоняюсь к ней:

— Что, прости?

— Несколько недель назад я сказала, что знаю, где взять настоящий телефон, и ты побежал за мной в лес и через реку. — Она делает паузу, когда скутер перепрыгивает через упавшее дерево. — Телефона нет! Я соврала!

— Есть! — кричу я в ответ. — Я звонил по нему!

Скутер на секунду слегка замедляет ход.

— Ну, даже если и есть, я о нем ничего не знала. Правда!

Скутер снова набирает скорость.

— Зачем ты тогда соврала?

Она пожимает плечами, задевая мой подбородок.

— Я всегда вру!

Мы лавируем среди веток. Я крепче сжимаю ее за талию.

— Я думал, ты сбежала! — кричу я. — Ты вечно исчезаешь!

— Так и есть! Чем дольше я с кем-то разговариваю, тем лучше его узнаю. Чем лучше я знаю кого-то, тем труднее ему врать. Поэтому я убегаю, чтобы не говорить правду!

Я вспоминаю церемонию в актовом зале. Куратора Элинор — парня, который притворялся слепым телепатом. Это какая-то дичь… но в этом есть смысл.

— А что с фотографиями? — кричу я. — Что ты с ними делала тогда в беседке?

— Дополнительное задание по истории!

Прежде чем я успеваю еще что-то спросить, скутер резко подбрасывает. Мы, кажется, целую минуту летим по воздуху и наконец с тяжелым стуком приземляемся. Скутер останавливается, и Элинор спрыгивает на землю.

Я оглядываюсь, не слезая с сиденья. Железная арка в трех метрах от нас. В холодном воздухе кружатся снежинки. У меня в памяти проносится картинка: Анника с отцом проходят под аркой… и я начинаю сомневаться в нашей затее.