Гнездо аиста - [129]

— Оно козье, — предупредила она, еще больше смутившись и не зная, как ей себя вести.

— А я на козьем вырос, — ответил ей Гойдич. — У нас было три козы, но мама даже прятала от нас молоко. Детей-то было шестеро.

— Сейчас, сейчас принесу, — сказала мать и скрылась в доме.

Когда она вскоре появилась снова и подала Гойдичу стакан процеженного молока, платок на ней был уже аккуратно повязан, а руки вымыты. Все еще смущенная, она, с упреком глядя на сына, сказала:

— А мне даже нечем вас угостить, я ведь только вернулась с поля.

Гойдич посмотрел на ее натруженные, жилистые руки с обломанными ногтями и ласково прикоснулся к ним.

— Такие же руки были у моей матери, — заметил он.

— Такие руки у многих матерей, — сказала она, пряча руки, а потом, взглянув на его изрытое оспой лицо, спросила:

— Ваша мать жива?

— Ее расстреляли во время войны. Гардисты.

Он поднес стакан к губам. Молоко было еще теплым и чуть терпким, и, когда он пил его, в нем все сильнее пробуждались воспоминания о родительском доме. Он подумал, что бы сказала его мать о той жизни, за которую они тут сражаются. Может, и она боялась бы? Эта женщина боится. Она много пережила, и это отняло у нее силы. Он хорошо знал таких женщин и понимал, почему они так запуганы и набожны. Нам еще много надо сделать, чтобы они поверили в себя, подумал он.

— Жаль, но мне уже пора, я как-нибудь заеду к вам, — сказал Гойдич и снова улыбнулся матери.

Павел тоже посмотрел на мать. У нее был такой вид, словно она извинялась за что-то. И все же она немного переменилась. Когда начали организовывать кооператив заново, она ни с кем не разговаривала, ходила как тень. И только в последнее время немного ожила, хотя и не совсем понимала, что происходит в деревне. И Павел по-прежнему читал в ее глазах мучительный вопрос: что с тобой будет, сынок? Что с тобой будет?

Они ушли, а мать все стояла, опустив плечи, посреди двора со стаканом в руке и смотрела им вслед.

Уже вечерело, когда уехала машина Гойдича. Солнце отбрасывало длинные тени, и Павел, стоя на площади, глубоко вдыхал в себя теплый влажный воздух. Пахло травой и землей, едой и дымом, хлевом и цветущим боярышником. Громко кричали птицы, в крапиве у заборов попискивали гусята. Слышен был визг пилы, вдалеке тарахтели телеги. На скотном дворе кооператива цыган Иожко бойко покрикивал на коров. Над погружающимся в сумерки селом разносилось мычание.

Павел теперь мог все спокойно обдумать. Гойдич обещал ему мотоцикл. Конечно, мотоцикл поможет ему сэкономить уйму времени, да и мечтал он о нем уже давно. Но какой ценой достанется ему этот мотоцикл! Секретарской бумажной работой он сыт по горло и тут, в Трнавке. А теперь к ней прибавятся и жабянские дела. Разве о такой работе он мечтал? Разве этим хотел заниматься?..

И снова перед его мысленным взором стояла Илона. Он вспомнил, как рассказывал ей о Трнавке, как убеждал ее в своей готовности сделать для родной деревни все от него зависящее и тем самым доказать, что и весь их край в конце концов может стать совсем другим. Вправе ли он отказаться от своего намерения, тем более что с таким жаром говорил ей об этом?

Со стороны мостика под старыми орехами шел Демко. Лицо у него, как обычно, было мрачное, усталое.

— Есть новости? — спросил он у Павла. — Я слышал, что приезжал Гойдич.

Павел не знал, надо ли рассказывать ему о предложении Гойдича.

— Да, приезжал, — ответил он. — Хочу с тобой кое-чем поделиться. Может, ты не будешь тогда таким мрачным. Может, у тебя настроение исправится.

— Интересно, что же это за новости?

— Есть одна идея насчет пастбища, — улыбаясь, сказал Павел.

— Насчет пастбища? — с досадой протянул Демко. — Я об этом как раз сегодня разговаривал с Петричко…

— Вы что, поругались?

— Поругаться не поругались. А только он уперся как бык: на пастбище мы никого не должны пускать. Пастбище, мол, — это единственное и последнее, что осталось у нас в Трнавке от революции. И что кругом предатели и враги…

— Это засело в нем, как заноза, — заметил Павел. — А знаешь, что предлагает товарищ Гойдич?

— Ну, говори же!

Павел изложил ему план. Демко слушал, кивал головой, глаза его заблестели.

— Ясно. Это хорошее дело! — Демко постучал пальцем по лбу. — А знаешь, самый правильный выход оказывается всегда самым простым. Надо поговорить об этом с Иваном.

— Я зайду к нему после ужина. Ужасно хочу есть, — сказал Павел и вдруг заметил, что лицо Демко застыло от удивления.

Павел обернулся и увидел Илону. Она направлялась к ним с чемоданчиком в руке. Стоявшие у порогов бабы провожали ее недоуменными взглядами, но Илона продолжала идти решительным шагом.

Павел изумленно смотрел на нее. В первое мгновение у него мелькнула мысль: наверное, что-то случилось у Олеяров и Илона приехала к родным. Но потом увидел, что она радостно улыбается ему. Сердце у него бешено заколотилось. Он старался взять себя в руки, но все еще не верил своим глазам. Господи, неужели это правда? Неужели зрение не обманывает его? Илона тут? В Трнавке?

Он бросился ей навстречу. Илона остановилась, поставила чемодан. Ждала, когда он подойдет.

— Илона! — сказал он. — Откуда ты взялась?