Гнев семьи - [2]

– Не стоит все утрировать. Рано или поздно они помирятся с отцом.

– Уже поздно! – пылко воскликнула Настя. – Они уже выросли без него! Стали взрослыми мужчинами. Боже мой, как представлю себе, что мальчики, которых я знала…

Она не договорила и отвернулась, чтобы скрыть обуревающие ее чувства. Гнев на дурака Генку, посмевшего так дурно обращаться со своей женой и детьми. Обида на мальчиков, так легко отвернувшихся от них. Недоумение по поводу Вали – как можно столько лет подряд таить в себе ненависть к ним всем.

Катя тоже помолчала, потом сказала:

– Мне еще тяжелей твоего приходится. Мы-то с ними жили в одной квартире, считай, что дети вместе выросли. Моя Лана с Артуром и Генрихом только и играла. У нее других друзей вообще не было. И как же она переживала, когда Валя ушла и забрала с собой мальчиков. На Лане прямо лица не было. Братья ей были всем – и защитой, и друзьями, и учителями. А тут вдруг – бац! И их нету. Совсем! И в школе ее другие дети стали обижать. Раньше братьев побаивались, а как узнали, что Лана одна, так и началось! Я знаю, она к ним даже тайком убегала, только мальчики и с ней не захотели общаться.

– Это мать им запретила!

– Конечно, это ее работа. Но о чем говорить, если они трое даже на похороны к бабке не явились.

Теперь уже промолчала Настя. Ну, насчет того, что невестка не появилась на похоронах люто ненавидимой ею свекрови, удивительного как раз ничего не было. Настя и сама с трудом заставила себя пойти. Свекровь у Кати с Валей была авторитарная женщина, хитрая манипуляторша. Она каким-то образом сумела внушить своим сыновьям, что главная женщина в их жизни – это она сама. Ее надлежит почитать, обожать и всячески баловать. А жены – это так, придатки в их замечательной семье, созданные, чтобы рожать им детей, поддерживать чистоту и уют в доме и ухаживать за самой замечательной женщиной на свете – своей свекровью.

Разумеется, у Кати с Валей имелся свой взгляд на такие вещи. Но если Катя отличалась тихим нравом и держала свое мнение о свекрови при себе, то Валя – была боец. Она постоянно доказывала свекрови, что та сильно не права. И за это получала всякий раз от мужа, тоже сильно. Свекровь наблюдала за расправой над непокорной невесткой и торжествовала. Потом следовал выговор, период затишья, а затем – новый скандал.

Валя упорно не сдавалась, свекровь не уступала, а Генка не знал, как ему быть, и колотил жену, считая, что раз ссоры у них в семье начались с ее появлением, то и виновата в них она. И расправы эти мужа над женой с каждым годом становились все более кровавыми. Если началось все с оплеух, то закончилось сломанными ребрами и прочими травмами, которые Валя зафиксировала, после чего забрала детей и, пригрозив мужу, что напишет на него заявление в полицию, ушла жить обратно к своей матери.

– Так что мы все виноваты, – сказала Катя, – если по большому счету рассуждать. И я, что не донесла на Генкины художества в полицию раньше. И Витька, что как брат не пресек безобразие. И свекровь, что поощряла насилие над невесткой. Одна Лана ни в чем не виновата, но так уж получилось, что из нас всех пострадала сильней всего она.

– Ольга Сергеевна, мне кажется, тоже сильно переживала.

– Но на примирение с Валей она так и не пошла. До последнего саму себя обеляла и твердила, что во всем виновата одна Валька. Детей против бабки настраивала. Сыночка на ее глазах изводила. Так и померла, проклиная Вальку. Но внуков она любила. И посмотри, что просила им передать.

И Катя полезла в сумку, откуда достала тяжелые золотые часы.

– Какие красивые!

– А то! Их еще какой-то прапрапрадед с Отечественной войны из Парижа в качестве подарка от одной французской графини привез.

Эти старинные часы-луковицу самой Насте прежде доводилось видеть лишь на фотографии. Георгий Андреевич – отец непутевого Генки и его младшего брата Виктора – получил эти часы в подарок от своего отца. А тот, в свою очередь, от своего. Часам было без малого двести лет, ход их был далеко не такой точный, но часы ценились в семье как реликвия, пронесенная через века и лихолетья.

– Ольга Сергеевна перед смертью распорядилась, что Артуру как старшему внуку должны достаться часы, а Генриху – цепочки от них.

И следом показались три цепи, соединенные вместе. Цепочки были хороши. Еще неизвестно, что было более ценным подарком. Часы, которые невозможно было использовать, да и вряд ли уместно носить, или тяжелые золотые цепи из старинного металла очень красивого плетения.

– И ты отдашь их мальчишкам сегодня?

– Бабка сказала отдать часы и цепочки, когда детям стукнет восемнадцать. Нынче они оба уже совершеннолетние, так что я отдам их Гене.

Настя тут же насторожилась, как случалось с ней всякий раз, когда она слышала имя Генки. Не выносила она двоюродного брата своего мужа. Всегда чуяла в нем какой-то подвох. А уж когда узнала, как он обращался с женой и детьми, и вовсе возненавидела лютой ненавистью. С годами это чувство лишь усилилось, потому что сам Генка изо всех сил старался как можно лучше подогреть его.

– А почему сначала Генке отдашь?

– Он – отец, – пожала плечами Катя. – Он и должен вручить детям часы их деда. Ну, чтобы торжественно получилось. Вроде как преемственность поколений, понимаешь?