Гнев Неба - [62]

Генерал был патологически жаден и присвоил деньги, выделенные на достройку крепости Дагу и дооснащение её фортов. Двести пятьдесят тысяч серебряных «мексиканцев» уже перекочевали из банка в его личное хранилище.

Розыска он не опасался, потому что деньги списывал частями и все концы уже подчистил.

Но однажды вечером к его дому подъехал роскошный, сверкающий чёрным лаком автомобиль. Из него неспешно выбрался высокий худощавый человек.

Свободный национальный халат из дорогой парчи, крепкая трость с тяжёлым набалдашником в виде искусно вырезанного яблока, цепкий и жесткий взгляд выдавали в нём «хозяина жизни». Его жизни, жизни генерала Ло Юнгуаня.

Габаритный охранник генерала бросился было наперерез приехавшему, но едва заметный повелительный жест указательного пальца, лежащего на яблоке трости, заставил охранника остановиться и с низким поклоном попятиться.

Незнакомец по-хозяйски прошёл в настежь распахнувшиеся перед ним парадные двери и, минуя благоухающую аллею из сотен алых роз, неспешно направился к дому генерала.

– Чен, – с ужасом простонал Ло, – личный порученец богдыханши!

Чен был настолько легендарной и мрачной фигурой в свите Ци Си, что его боялись даже близкие родственники императрицы. Поговаривали, что он выполнял для богдыханши особо деликатные поручения.

Одного неприязненного взгляда Ци Си бывало достаточно, чтобы оказавшийся в немилости человек попадал в череду странных неприятностей. Сначала у этого человека погибали любимые домашние животные, затем преданные слуги, потом начинали скоропостижно умирать близкие родственники. Когда несчастный уже был на грани самоубийства, появлялся Чен на своём роскошном авто. И тогда человек, к которому он приехал, начинал понимать, что до этого проблем у него не было. Так было и в этот раз.

Чен неторопливо прошёл в дом и, не обращая внимания на упавших перед ним на колени домочадцев генерала и униженно семенящего рядом хозяина дома, направился в кабинет. Удобно расположившись в огромном хозяйском кресле, он остановил свой взгляд на склонившемся перед ним генерале.

– Как ты собираешься достраивать импань? – сухо проскрипел Чен.

Ло понял, что его великий секрет про похищенные деньги для Чена тайны не представляет.

– Своими силами, – выдавил генерал, не поднимая головы. – Силами солдат гарнизона крепости.

Но Чен продолжал молчать, и его молчание было страшнее криков и угроз.

Ло начал паниковать.

– Дострою, – тихо прошептал он.

– Не слышу? – проявил заинтересованность Чен.

– Дострою за свой счёт, – обречённо выдохнул генерал.

– За свой счёт, это – хорошо. Значит, деньги, выделенные для достройки импани, тебе уже не нужны! – заключил гость. – На станции Таку стоит мой литерный поезд. К вечеру все похищенные тобой деньги, плюс столько же, должны быть погружены в почтовый вагон этого поезда. Иди. Времени у тебя немного, а я пока воспользуюсь гостеприимством твоего дома. Надеюсь, твоя жена не забыла чайной церемонии.

– Мой дом в вашем распоряжении, господин, – униженно склонился в поклоне Ло.

– Твой? А разве сын генерала Чженя умер?

– Нет. Но о нём уже десять лет нет известий, господин.

– Узнаю, что ты приложил к этому руку…

– Что вы, как можно, господин!

Коменданта охватил ужас – неужели узнал? Но как? Ваня никто не видел. Сразу по приезде из Кайфына он пришёл в крепость. Прежде чем я посадил его на цепь в подвале импани, он сказал, что ещё никого из знакомых не встречал. Заявил тогда, что хочет остановиться в своём поместье. Глупец! Это поместье моё! И я не собираюсь его никому возвращать! Тем более какому-то свихнувшемуся археологу. Упрямец! Не хочет отписать на меня дарственную. Но это дело времени.

Посидит месяц-другой в подземелье – подпишет.

Нет, о Ване Чен узнать не мог.

Значит, деньги. О, Лао-цзы! Двойная сумма! Конечно, это не всё, что у меня есть, но до вечера! – Мысли стремительно метались в его голове. – Сколько у меня времени? Четыре часа с хвостиком. Должен успеть! Но как оставить на него семью?

– Ты ещё здесь? – прервал его смятение скрипучий голос Чена.

– Уже нет, господин, – пробормотал Ло и, не разгибая спины, попятился к дверям.

Через три с половиной часа, мокрый от страха и переживаний за семью, генерал Ло стоял у дверей литерного поезда и, натянув на лицо заискивающую улыбку, провожал опасного визитёра.

– Простите меня, господин, – склонился Ло перед Ченом. – Вся указанная вами сумма погружена в почтовый вагон поезда.

– Ну что ж, – безразлично прошелестел Чен, – пожалуй, мне здесь больше делать нечего. Разве что, – Чен выдержал паузу и, не поворачивая головы к коменданту, презрительно бросил: – У меня, генерал Ло, есть для тебя подарок.

Чен поднял глаза на сопровождающего его водителя. Тот молча поклонился и протянул генералу лакированную шкатулку.

– Открой, – предложил Чен.

Ло трясущимися руками поднял крышку шкатулки.

Внутри на чёрной бархатной подложке лежал ярко-жёлтый шёлковый шнурок, искусно завязанный узлом в форме удавки.

Приговорил, обречённо понял генерал.

Такой подарок в империи считался предложением к добровольному самоудушению. В случае отказа следовала немедленная и позорная смерть с поражением семьи в правах.