Гнев Божий - [27]

Кордона шагнул через окно в сад. Отпустив сержанта с охраной, он пошел дальше, даже не удостоверившись, следуем ли мы за ним или нет. В конце сада мы прошли через дверь в стене и оказались в тихом уютном дворике с закрытой с трех сторон террасой. В центре бил фонтан, роняя прохладные струи воды на покрывающие дворик белые кафельные плитки.

Отрезанный от остального мира уголок одарил нас живительной прохладой. Долетавшие с улицы отдельные звуки воспринимались как нереальные. Более сильного контраста между нашим недавним прошлым и настоящим придумать было невозможно.

Часть комнат в постройках, окружавших сад со всех сторон, как я понял позднее, была предназначена для офицерского состава, но Кордона, могу с уверенностью сказать, специально, чтобы досадить нам, а в особенности Ван Хорну, в них нас не разместил.

Мне с Ван Хорном Кордона выделил одну комнату на двоих, а соседнюю отвел Яношу. Наши комнаты ничем не отличались — в каждой по две кровати да скудный набор необходимой мебели, белые, выкрашенные известью стены и полное отсутствие предметов церковного культа как свидетельство антирелигиозных настроений, преобладавших в то время.

— Ванная комната в конце коридора, — уведомил нас лейтенант. — И прошу соблюдать порядок. Когда будете готовы, охранник обеспечит вас горячей водой и всем, что вам потребуется.

— Отлично. Себе бы я заказал женщину, — заявил Ван Хорн. — Не слишком молодую. Лет под тридцать, брюнетку, знающую толк в любви.

Он специально хотел разозлить лейтенанта, не больше, потому как его отношение к противоположному полу мне было хорошо известно. Слова священника почти достигли цели. Лицо Кордоны сильно побелело, рука судорожно сжала рукоятку револьвера. Не знаю почему, но мне его стало жаль.

Молчаливая пауза продлилась недолго. Лейтенант сделал глубокий вдох и произнес:

— Одежда и личные вещи, которые могут понадобиться, у вас в комнатах. Как, впрочем, и кое-что другое, сеньор, — сказал он, обращаясь к Ван Хорну.

Сутана, которая была на Ван Хорне до ареста, лежала на кровати, как мне показалось, выстиранной и отглаженной. Сверху ее покрывала черная широкополая шляпа. Рядом стояла большая дорожная сумка, в которой оказались «томпсон», обоймы с патронами к нему и разбросанные в беспорядке долларовые купюры. Кордона поддел носком сапога стоявший на полу рядом с кроватью походный сундучок черного цвета.

— Мы уже несколько месяцев без священника. Последний подцепил лихорадку и скончался от гемоглобинурии. В этом сундучке его личные вещи, в частности церковные одеяния, которые вам помогут вжиться в образ.

— Я беру их себе, хотя вам этого и не хочется.

— Сеньор, — ровным голосом произнес лейтенант, — я бы предпочел увидеть вас горящим в аду, чем позволить вам хотя бы прикоснуться к личным вещам такого благочестивого человека, каким был наш священник. Этот Божий человек умер, честно служа своей пастве.

Сказав это, Кордона резко развернулся и быстро вышел из комнаты. Ван Хорн не шелохнулся и со странной улыбкой, застывшей на лице, уставился на дверь, через которую только что вышел лейтенант. Затем он засмеялся и хлопнул себя по бедру.

— Уму непостижимо! — восторженно воскликнул Ван Хорн. — Ведь я уже не должен был быть в живых. Все-таки жизнь — самая удивительная из всех игр, в которые нам приходится играть. Разве я не прав, Киф?

Что верно, то верно, подумал я и направился к своей кровати, на которой обнаружил не только свой «энфилд» в кобуре, но и два чемодана, оставленных мною в «Отеле Бланко» в Бонито.

— На данный момент меня волнует только одно, джентльмены. Это ванна, о которой упомянул лейтенант, и на какой запас горячей воды можно рассчитывать, — сказал Янош.

— Неужели ты считаешь, что этот вопрос необходимо обсудить в первую очередь? — возмутился я.

— А какого черта здесь обсуждать? — вмешался Ван Хорн. — С нами все может произойти и, скорее всего, произойдет, как только окажемся в Мойяде. Они могут подстрелить нас прямо на въезде в селение. Это как игра в покер, Киф. Играешь в зависимости от расклада карт.

— Не могу не согласиться, — заметил Янош. — Сейчас мне следовало бы занять свою голову глупыми мыслями о том, что нас ждет завтра. Но я весь в ожидании удовольствия, которое получу от горячей ванны. До скорого.

— Мы тебя отпускаем, толстяк, — сказал ему Ван Хорн.

Янош поспешно открутил набалдашник трости, извлек из нее острый клинок с двухфутовым лезвием и, прежде чем священник успел понять, что произошло, приставил его к шее Ван Хорна.

— Вы конечно же шутите, сэр, — произнес Янош, добродушно улыбаясь.

— Вот в чем я хотел удостовериться, — сказал Ван Хорн и демонстративно поднял руки вверх. — С вами все же необходимо считаться.

Янош упрятал клинок обратно в трость и загоготал, словно гусь. — Бог ты мой, вот это выдержка! — восхищенно воскликнул он. — Уверен, что мы сработаемся.

Тебе, Янош, предстоит схлестнуться кое с кем и покруче, усмехнулся я про себя.

Когда, грузно покачиваясь из стороны в сторону, он вышел из комнаты, Ван Хорн заметил:

— Этого человека я определенно хотел бы иметь в друзьях, но никак не в рядах противника.