Гнет - [18]

   И, надо сказать, что сначала мы какое-то улучшение жизни  действительно почувствовали. Наше село  Ткачевка вместе с Одессой и прилегающей к ней территорией входило в состав румынского королевства и, несмотря на то, что в основном руководили у нас тут всем немцы, порядки у нас были помягче, чем, например, через реку – в Новой Одессе, где территория входила в состав Германии. Там сначала людей на работу вербовали, а потом угонять силой стали - у нас, в селе, к счастью, людей в Германию не угоняли.

   Мы по-прежнему ходили на работу, но в отличие от того,  как это было у нас в колхозе раньше – при Советской власти, когда мы вынуждены были платить государству бешеные налоги, когда зарплату нам не выдавали и независимо от количества детей в семье и стариков, сельхозпродукцию выдавали только на основании «трудодней» того человека, который работал в колхозе, и только в конце трудового года – румыны, не смотря на то, что тоже нам зарплату деньгами не платили, они сельхозпродукцию выдавали нам по мере созревания  этой сельхозпродукции. Они сами развозили ее по хатам, начиная в селе с первой и заканчивая – последней, причем  раздавали они сельхозпродукцию в количестве равном количеству детей и стариков в семье. Это выглядело справедливо. Кроме того, налоги, что нам иноземцы установили, были несравнимо мягче, чем те, что были при Советской власти.

    - Бабуся, - озадаченно спросил я ее, когда та, замолчав, поднялась со скамьи чтобы открыть дверь с веранды во двор,  где дождь прекратился, и выглянуло долгожданное яркое солнце, - а вот скажите мне, когда вам лучше жилось: при Советской власти или при румынах?

   Задумавшись, баба Киля молчала около минуты, и видно было, что ответ, который, наверняка, она для себя знала, произнести вслух ей было не просто. Наконец, она ответила:

    - Все  оккупанты схожи между собой, и жизнь людей в оккупации хорошей быть не может…

   - Вы так говорите… - с обидой в голосе прервал я тогда бабу Килю, ощутив какую-то мучительную душевную боль оттого, что баба Киля сравнила Советскую власть с румынской оккупацией, - Советская власть ведь не была для вас чужой,… это ведь наша,  родная…

   - Родная власть, внучек, к своему народу так жестоко не относится,… - тоже, прервав меня, произнесла баба Киля тихим, слабым голосом, при этом, бросив на меня быстрый, горький взгляд - по ней видно было, что она не намерена вести со мной дискуссию на эту тему, и что она уже устала от нашего тяжелого разговора.

   Замолчав, она долго сидела, погрузившись в свои горькие мысли, пауза затягивалась, но мне не хотелось прерывать разговор с ней и я вновь спросил ее:

   - Ну и как Вам, бабуся, тут жилось при румынах?

   - Да, как,… - вновь, нехотя заговорила  баба Киля, - по-разному бывало…

   Конечно, румыны выгнали с нашей территории Советскую власть не для того, чтобы нас осчастливить. Но, видимо, желая добиться от нас нашей лояльности к себе, они поначалу установили тут порядки помягче, чем те, что были при Советской власти.  Но осенью 1941 года новые хозяева «попросили» нас собрать вещи и перебраться в соседнее село Ясную поляну – это в трех километрах от нас.

   Горько и противно нам было, но деваться было некуда -  взяли мы с собой свою одежду – а она вся  в один узел тогда вмещалась, корову и пошли.

     Помню, как саранча, мы в то маленькое село толпой ввалились, к людям в хаты, как селедки понабивались и жили мы там до самой весны. А те люди, сами с трудом выживая, еще и нас кормили, чем могли,… хорошие были тогда люди.

   А в наше село румыны стали со всей округи цыган сгонять…

   Я не знаю, кто у кого научился: наши у румын или румыны у наших, но с цыганами румыны сделали почти то же самое, что и наша Советская власть сделала с нами в 1933 году: их стали морить голодом. Разница была только в том, что наши власти у нас выгребали всю еду, а румыны – давали цыганам кукурузную муку в небольшом количестве, ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы они там все от голода повымирали. Их тоже, как и нас при Советской власти, из села не выпускали, и к весне 1942 года с цыганами уже было все кончено, и нам разрешили домой вернуться.

   Если бы ты знал, внучек, - вновь обратилась ко мне баба Киля, после продолжительного молчания, - что мы тогда в этом нашем селе увидели!  Это не поддается ни описанию, ни пересказу: десятки опухших трупов валялось тогда по всему селу, а зараженный смрадом воздух не рассеивался даже при ветре. Огромные, пропитанные трупным ядом зеленные мухи тучами летали по селу и были везде,… от них некуда было деться. Деревьев в селе почти не было – они были вырублены цыганами, потому что им, несчастным, совершенно нечем было зимой печи топить. Камышовые крыши хат были тоже почти полностью уничтожены. Вокруг было пусто, грязно и жутко.

   А когда мы вошли в свою, вот в эту хату, я чуть рассудок не потеряла.

   Замолчав, баба Киля несколько секунд сидела молча, затем, дрожащим голосом она  проронила:

   - Даже не знаю, внучек, стоит ли мне тебе рассказывать, что мы тогда с дедом Ваней вот тут - в этой хате увидели…