Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [69]

— Вот и встретились, дорогие товарищи! — воскликнул он, обнимая вошедших.

Это был студент лесного института Дерябин. Он и братья Казаковы состояли членами казанской организации социал-демократов. Часто встречались и хорошо знали друг друга.

— Устали, поди! Прошагали-то порядком. Садитесь, чайку попейте, вот хлеб. Больше угощать нечем. Завтра рыбы наловим.

Сентябрь дохнул прохладой. Природа нарядилась в яркие осенние краски. Старые берёзы теряли листья. На соснах и елях побурела хвоя, зажелтела осина, закраснелись кустарники. Утренники стали студёными.

В большом селе Гаино жители переполошились: пригнали ещё двух политических.

Вечером на завалинке братья пели. Их молодые голоса неслись в вечерней тишине и трогали сердца слушателей:

Замучен тяжёлой неволей,

Ты славною смертью почил…

Любит русский народ песню. В радости, в беде и в горе он неразлучен с нею. Окружили сельчане братьев.

С тобою одна нам дорога:

Как ты, мы в острогах сгниём,

Как ты, для народного дела

Мы головы наши снесём.

Теснее, теснее смыкалось кольцо слушателей. Подходили новые люди, старались уловить каждое слово.

Но знаем, как знал ты, родимый,

Что скоро из наших костей

Поднимется мститель суровый

И будет он нас посильней.

Последний куплет братья пропели с подъёмом, и когда повторяли его, неожиданно грянул хор молодых голосов:

Поднимется мститель суровый И будет он нас посильней!..

Эта неожиданная поддержка деревенских парней взволновала Аристарха, он уверенно сказал:

— А кто же может быть сильнее нашего великана, русского народа?

— Ой, миленькие… И за что вас так наказали?.. — послышался старческий голос.

— Вестимо за что… Хотели, вишь, добыть народу счастье, — прогудел лохматый широкоплечий мужик. — Эх, объявился бы Емельян Пугачёв, как встарь… Пошёл бы с ним, пра, пошёл бы…

— Не мели, непутёвый! — оборвала его стоявшая рядом жена.

— Ш-ш… Староста!

Кудрявый парень рванул меха гармони и лихо заиграл плясовую. Вокруг затопали, засвистели.

В ночь под праздник, окончив хлопоты, крепко уснули жители Гаино.

Никто не видел, как из крайней избы метнулись две тени и огородами прошли к обрыву. Там, в густом кустарнике, их встретили учительница и фельдшер.

— Ну, Аристарх, преображайся. Вот тебе кафтан, вот дорожная сума и документы. Отныне ты приказчик лесопромышленника Фёдорова, едешь дощаники встречать. А Григорий — учитель деревни Веснянки, на конференцию в Пермь направляется.

— Спасибо. Лодка-то исправна?

— Вполне. Вот тут, в камышах. На дне — топор, котелок, сухари, сахар, крупа. Глядите, не попадайтесь!

— Я карту набросала. Синей галочкой указаны остановки. Лучше всего вдали от жилья. Все опасные пункты отмечены красными крестиками.

— Спасибо большое! — в один голос воскликнули братья.

— Два дня будут праздновать, по пьянке вас не хватятся. Добрый путь вам, товарищи! — Голос учительницы дрогнул.

— Ни пуха ни пера, ребята! Стороной объезжайте кордоны, отсиживайтесь в камышах. Изловят — изобьют до полусмерти и назад доставят.

На прощание расцеловались.

Братья спустились в лодку, осмотрели кладь и взялись за вёсла.

Лодка скользнула по воде, выходя на быстрину.

Плыли вниз по течению, грести почти не приходилось. Мимо проносились тёмные косматые спящие берега.

— Учителка — хорошая деваха, — заговорил Григорий. — На душе легко, когда встречаются такие люди. Да и Карп Тимофеевич — суровый, но душевный человек. Таких век не забудешь…

— Надежда Фёдоровна походит на нашу Дусю. Помнишь учителку, что давала нам нелегальную литературу?

— Помню, Гибалина. Совсем ведь молоденькая была, а тянулась к революции. Хорошо, ты предупредил её, уехала от ареста. Не встречался?

— Видел в Казани, когда ехал домой из Баку. Она на фельдшерских курсах учится… Подпольщица…

Лодка шла вблизи берега. В темноте можно было разглядеть строение. Залаяла собака.

— Приналяг на вёсла, кордон видать, — прошептал Григорий.

Лодка стрелой пронеслась мимо опасного места. Вскоре течение отнесло их на середину реки.

Рано утром миновали Косу, плыли без устали весь день, на закате причалили к берегу. Место оказалось спокойным. Таёжная глухомань подступила к самой реке.

— Эх, места какие! Слышишь птичий грай. Перелёт, видать. Ружьецо бы сейчас! — размечтался Григорий.

Причалили к устью ручья. Лодку спрятали в кустарнике.

Отдохнув и перекусив, опять двинулись в путь.

Плыли всю ночь. На рассвете увидели, что от берега отчалила лодка и пошла наперерез. Грёб полицейский.

— Кажется, попались, — сказал Григорий.

— Иди на сближение, не вздумай удирать. Ты же учитель.

Григорий вытащил из кармана тёмные очки, вручённые ему Карпом Тимофеевичем, надел их и стал просматривать записи в тетради.

— Кто? Куда плывёте? — крикнул полицейский, когда лодки сблизились.

— Дощаник встречать. Хозяин приказал самому провести их по реке. Да захватил с собой учителя, на конхеренцу едет…

"Учитель" приподнял шляпу, кисло улыбаясь. Полицейский бегло оглядел его, снова обратился к Аристарху:

— Это какого купца? Гаврилова, что ли?

— Чё ты, паря. Как можно? Гаврилов пушниной торгует. Мой хозяин лесопромышленник Фёдоров, чай, слыхал? А у вас нет ли рыбки?

— Как не быть, найдётся. Я Фёдорова видал. Сурьезный купец, богач. Я вот, господин учитель, вопрос имею: не найдётся ли у вас тетрадочки и карандашика моему мальцу?