Глядящие из темноты - [3]

— Надеюсь, вы посетите завтрашнюю службу? — спросил примас.

Берг склонил голову в знак согласия, а Леон в смятении стал прикидывать, насколько им еще хватит припасенных даров. Если преподнести ту серебристую синтетическую ткань на покров для ихнего двойного алтаря, может, святые отцы будут довольны?

— Вы — первые, кто прибыл к нам из такого далека, — продолжал тем временем священник. — И я рад, что вы невольно опровергаете те невежественные россказни, которыми балуются наши миряне. Мол, за морем люди и вовсе на людей не похожи. То ли песьи головы у них, то ли еще что похуже. Ваше присутствие служит подтверждением единого божественного промысла — человеку дарован один-единственный облик хоть тут, хоть на краю света…

— Вы даже не представляете себе, насколько вы правы, ваше святейшество, — кивнул Леон.

— Не хотелось бы в это верить, но может, в ваших землях все же обитают какие-нибудь странные создания? Вроде тех, что рисуют порой наши иллюминаторы? С ушами на плечах…

— Ничего подобного мне еще ни разу не встречалось, — твердо ответил Леон. — Люди везде имеют обычный человеческий облик. А я немало постранствовал, поверьте мне.

И здесь, и под другими многочисленными солнцами, на планетах, где воздух дрожит под раскаленным небом, или там, где с тихим, сухим шепотом осыпаются ледяные кристаллы и пляшет в зените северное сияние, везде, повсюду обитают люди, какими бы странными ни казались на первый взгляд их обычаи и верования…

— Порою, знаете ли, мне вообще приходила на ум странная мысль, — мягким шепотом проговорил примас. — А вдруг как за морем вообще нет людей? Никого нет… Тогда что ж, пусть бы даже с песьими головами — и то не худо… Но если там пусто… Не хочется, знаете ли, испытывать одиночество…

— Верно, — согласился Леон, — не хочется. Собственно, потому мы и снарядили это посольство.

И это было совершенной правдой.

* * *

В боковом крыле, в комнатах, отведенных для посольских апартаментов, Берг мрачно копался в тяжелом резном сундуке, где хранились подарки, медикаменты, записывающие устройства и передатчик. Все, кроме оружия. Земля налагала на своих послов жесткие обязательства — нельзя брать с собой ничего, что, попав в руки аборигенов, могло быть использовано во зло.

— В нашем нынешнем положении не очень-то разгуляешься, — предупредил Леон, — хватит с них той серебристой тряпки.

— Я не потому, — оправдывался Берг, — передатчик…

— Ну и как?

— А ты думал?

Тонкие кисейные занавески — знак роскоши и особого расположения маркграфа — мягко розовели, словно под первыми лучами солнца. Смущало лишь, что свет исходил с северной стороны неба.

— Ну что ты так расстраиваешься, — сказал Леон, — такое уже бывало. Помнишь, на Валгалле? Сверхновая там вспыхнула совсем рядом, и сеть межпространственных переходов обрушилась по всему сектору, как рушатся тоннели в сердце горы при первых толчках землетрясения.

— И сколько там было этнографов, — ехидно спросил Берг, — восемь? А когда пришел катер, спасатели еле-еле отловили двоих. И то в каком виде!

— Валгалла была безумным миром, сам знаешь! А тут… да у них даже тюрем порядочных нет. И армия игрушечная, больше для красоты. Видал, как они маршируют? Ну, чисто оловянные солдатики!

— Идиллия, — с сомнением покачал головой Берг. — Не верю я в идиллии.

— А почему бы нет?

— Да потому, что нигде, ни в одном мире нет идиллических обществ. Агрессия должна куда-то выплескиваться.

— Ты пессимист, — хмыкнул Леон.

— Либо она лежит на поверхности — и тогда по-своему формализована и регламентирована, либо скрыта — и тогда у общества есть второе дно. Всегда есть второе дно.

«Да, — подумал Леон, — он прав, странный мир. И странность заключается именно в заурядности — не в тягостной унылой обыденности, а в узнаваемости. Он похож на приукрашенные картинки из детского учебника земной истории или на плохой костюмированный фильм из средневековой жизни — плохой именно потому, что, как и положено плохому фильму, приукрашивает грубую действительность, не желая замечать ее темные стороны — ни крови, ни грязи». Порою Леону, когда он лежал без сна на непривычно мягкой постели, и самому казалось, что перед ним разыгрывается какое-то неторопливое представление, действо длиною в человеческую жизнь; и стоит лишь заглянуть за тщательно расписанные декорации — и он увидит пыльные маховики и веревки, всю странную машинерию, которая приводит в действие нарядные фигуры, подобно пружинам и колесикам в часах на ратушной площади. Он потряс головой, отгоняя наваждение.

— А вдруг мы все-таки наконец нашли идиллию? Ты что, совсем не допускаешь такой возможности? Ну, пусть примитивную, патриархальную, но — идиллию!

— Я — палеопсихолог, — сердито сказал Берг, — а ты — невежда.

Леон уселся верхом на массивный, очень неудобный стул.

— Тогда объясни мне, палеопсихолог, — сказал он, — почему только один континент населен?

Берг пожал массивными плечами.

— Это не ко мне, — сказал он. — Тут археологи нужны, а не этнографы. Вот дождемся катера, представим все данные — пускай проведут раскопки на втором континенте и на архипелаге. Наверняка хоть что-нибудь, да найдут.