Глупый, денежный мальчик - [7]

— Эк уделали-то как! — крякнул неизвестный, — Авось неделю-то протянет. Едва ворочая языком, новичок просипел:

— Не дождетесь…

— Га, га, га!!! С гонором новичок-то, поглядите-ка… — толи обрадовался, толи разозлился говоривший, — Ну? Чего встали как столбы! На шконку свободную положите его, пусть отлеживается. Боец, блин. Первые несколько дней его не трогали, но и не помогали: «Выживет — славно, сдохнет — всем же лучше», раны от ожогов на груди постепенно покрылись жесткой коростой и уже не саднили, как раньше. Иногда, примерно раз в день, возвращавшиеся с работ приносили ему еды: зачерствелый кусок хлеба и еще что-то непонятное, мерзкое, но напоминающее мясо. Теми зубами, что остались после побоев, он жадно грыз пищу и тут же забывался сном. С ним никто не разговаривал, он и сам не стремился к общению. Даже когда он в первый раз встал и, шатаясь, побрел к «сраному углу», никто не обратил на него внимания. По крайней мере, не показал этого. А на утро его пинком сорвали со шконки и вытащили из ямы, вместе со всеми. Ударами вбили в строй:

— Гляди-ка! Пилот очнулся! — блестя белыми зубами, удивился один из жилистых охранников, — А я думал, помер уже. Так его и кликали с тех пор, Пилотом. Ничего не спрашивая, ни на чем не настаивая, не пытаясь влезть в душу. Просто Пилот и все… Работа на руднике была адская, чудовищно адская. Опускаясь в узкие, кривые шахты на километры под поверхность, начинала мучить клаустрофобия. Крысы шныряли в неверном свете тусклых фонарей, практически не обращая на узников никакого внимания. Как и они на них. Потому что надо было работать. Если не выработать дневную норму — то никакой еды, и хоть вой, хоть ползай в ногах своих сокармерников — не получишь ни крошки. День длился, безостановочно и беспросветно. Краткие секунды сна, а именно так и пролетали те четыре часа, что давались на отдых, никак не разграничивали снулые дни. Рудник — еда — яма. Без перемен. Через полгода он сбежал. Это оказалось несложно. Набраться сил, отпихнуть надсмотрщиков, задыхаясь пробежать длинные коридоры, где не было никакой охраны, выскочить к шлюзовой. Включить обе двери и вырваться наружу. Его тут же сбил с ног сильный ветер, поволок по кругу, а он цеплялся за серые камни и откашливал песок, давясь ядовитым воздухом Лучше сдохнуть здесь, чем в шахте. Так он думал. Перед мониторами внешнего наблюдения охрана делала ставки:

— Оп-па! Смотри, встать пытается! Ставлю двадцать, что протянет пять минут!

— Да ты чего? Ты на него посмотри, одни кости, какие пять минут?? Ставлю пятьдесят на две!

— Принято. А я кину пятерку на три минуты. Время-то засекли?

— Ну ясен пончик, засекли! Как только шлюзовая открылась, так и засекли. Уже минута, господа! Напряжение нарастает! Дверь, взвизгнув плохой пневматикой, открылась, вошел начальник охраны. Высокий, худой мужчина некоторое время всматривался в пляску песка, а потом приказал:

— Отставить тотализатор, узника притащить обратно. Выполнять. Спорить никто не стал. Когда из шлюзовой появились размытые тени в респираторах, Пилот уже потерял сознание. Шквальный ветер лениво переворачивал его с боку на бок, горстями швыряя в лицо песок. Будто игрался…

— Идиот! — вот было первое, что услышал Пилот, когда пришел в себя. Он приподнял голову и огляделся. В яме, если не считать его самого и старшего по «камере», больше никого не было. — Ну и какого хрена ты дерганул? Жить надоело? Пилот сухо пошевелил языком. Старший протянул щербатую алюминиевую кружку, в которой плескалась тухлая вода. Другой тут не было. Пилот выпил.

— Ну? — требовательно спросил старший.

— Лучше там сдохнуть.

— Идиот!! — всплеснул руками старший, — Лучше бы ты сразу помер, когда принесли.

— Не дождетесь, — буркнул Пилот.

— Нечего там делать, снаружи, понимаешь? Нечего! Здоровый человек без респиратора протянет десять минут. С респиратором пару часов. А такой как ты весла сушить станет уже через пару минут. А потом знаешь что?

— Ну что?

— А потом тебя раздерут песчаные змеи. Попируют. Их тут целая стая обитает, поближе к мясу. Даже костей не оставят.

— Ну и что? — безразлично ответил Пилот, проваливаясь в сон.

На следующий день, опустившись в шахту, он отломал от рудницкого транспортера железный рычаг. Одному Богу известно, сколько сил у него ушло на это. Хорошо еще, что рычаг этот от постоянного использования и подземной сырости практически проржавел насквозь. Но все еще был достаточно тяжел.

Во время раздачи еды Пилот, как-то обреченно молча, выхватил свое хилое оружие и бросился на того самого жилистого надсмотрщика. Он успел нанести всего один удар, прежде чем другие охранники выстрелили в него. Сильный жар охватил грудь, одновременно отупляя чувства и сжигая начинающийся крик. Руки и ноги отказались служить, от шока превратившись в ватные культяпки. Пилот рухнул лицом вниз на пол. Зияющая сквозная рана дымилась на спине. Обугленные мощным лазерным лучом края плоти еще некоторое время потрескивали, наполняя и без того душный воздух запахом жареного мяса…

— Так! Стоп! Отмотать назад! — Алексей Сергеевич щелчком сбросил с сигареты пепел и нахмурился, — Не по сценарию работаем. Картинки перед ним скакали через время в обратном направлении: отломанный рычаг, алюминиевая кружка, песчаный ветер, избиение в камере предварительного заключения, падение разведывательного катера после прямого попадания в двигательный отсек.