Глупый человек - [7]

Я, наверное, еще долго бы мучил себя всякими «тем более», «в конце концов» и «может», если бы мои размышления не прервал прозвучавший у меня за спиной вопрос:

— Вы тут впервые?

Мы обернулись. Это был здоровый тип лет тридцати пяти, с мелкими глазками, кудрявый. Хотя май выдался прохладный, да к тому же в пещере всегда холодно, он был в одной рубашке. Впрочем, это не вызывало удивления — стоило лишь взглянуть на его румяные щеки.

— А вы? — спросила Тагу.

— Я вот уже второй раз… — Мы вытаращили глаза: надо же, повадился… — …как на Арагац подымаюсь. Родственник из Америки приехал, ну, мы его взяли. Четыре тысячи девяносто метров — это тебе не шутки, разеваешь рот, как рыба, воздуха-то не хватает. Но нам-то все нипочем, курильщиков меж нас нет. Мы все четыре вершины вдоль и поперек облазили, только вот сколько ни проходили здесь прежде, ничего такого не видали — ни входа в эту пещеру, ни людей никаких.

Выговор у него был не ереванский, но откуда он, угадать было трудно.

— А теперь тута то же самое… Хоть бы кто мне сказал, чего это никто, кто туда ни зайдет, обратно не выходит… А те чудики чего целой стаей к статуям пошли?

— Или же как понять, когда чья очередь? — поддержала девушка.

— Ну, это-то я знаю: будет тебе видение — встанешь и пойдешь.

Создавалось впечатление, что он знает кое-что еще.

— А кто те двое, что на арабов похожи? — спросил я.

— Они из Ирака прибыли, мусульмане. Из-за американцев они у себя не могут к Аллаху обратиться, ну, вот и пришли сюда.

— Ладно, а можно еще спросить?

— Я — Мелик. Мело.

Тагуи, в свою очередь, назвалась, а меня Мело прервал, мол, не надо, я тебя знаю.

— Мелик, мне показалось, люди в очереди сказки друг другу рассказывают.

— А чего еще здесь рассказывать, не анекдоты же?

— А вы сказки знаете? Может, расскажете? — попросила Тагуи.

Девушкам нравится, когда им рассказывают сказки. Хотя… Чего это я заладил: «девушки», «девушки», как восемнадцатилетний юнец, честное слово.

Наш собеседник на миг заколебался. У меня появилось время, чтобы перехватить инициативу, но сказки были моим слабым местом — я не знал ни одной. Мне их в детстве никто не рассказывал, да и сам я никому их не рассказывал.

— Которую рассказать: «Пепек, Бепек, Фелек» или «Сказку Кючук-Мурада»?

Мы с Тагуи переглянулись. Предпочтение отдали второй, хотя «Пепек, Бепек, Фелек» звучало не менее многообещающе.

— Ладно, расскажу тогда «Сказку Кючук-Мурада».

Одному царю все никак с женами не везло, какую ни возьмет, все оказываются негодными и распутными. Двадцать раз кряду женился, и все двадцать жен как на подбор оказались негодными, он им всем велел головы поотрубать, а сам задумал такую себе девушку в жены добыть, что в жизни молока сырого в рот не брала.

Дал он свои слугам мешок золота и послал их искать по разным царствам-государствам, чтобы, как только где какая царская жена родит дочь, они отдали золото да взяли бы ту девочку ему в жены. Он ее вырастит и женится на ней. Пошли слуги к одному царю — жена у того только что дочь родила. Дали ему мешок золота, взяли дитя, положили в сундук и привезли своему царю. Тот бросил девочку в отдельную комнату и запер ее накрепко, да так, чтоб свет солнечный в ту комнату не проникал. Только старуха одна каждый день приходила и той девочке еду приносила. А слугам-поварам своим царь строго-настрого приказал: смотрите, чтобы в мясе, которое ей относят, костей не было, не то, неровен час, дитя малое по неразумию бросит кость в окно, окно разобьется, свет солнечный и проникнет в комнату.

Раз отнесла ей старуха мясное кушанье. И в блюде том кость осталась, доела девочка свое кушанье, а кость бросила в окно, окно разбилось, свет солнечный проник к ней в комнату. Она-то за всю свою жизнь света белого не видывала, перепугалась сильно и все хохотала. Пришла старуха, увидала, что окно разбито, и подивилась.

А дитя принялось старухе жаловаться: «Что со мной? Маетно мне».

Ну, та и давай ей рассказывать, что снаружи-де белый свет, жизнь да смерть, радость да горе.

Послала девочка к царю человека и говорит: «Я хочу белый свет повидать».

Отдал царь приказ, чтобы пустили ее по саду погулять. Пошла она гулять по саду, видит там студеный источник, отпила из него воды, а вода та, оказывается, не простая — Вода бессмертия.

Пролежала девочка после этого девять месяцев и родила сына. Назвала его Кючук-Мурадом. Но недаром жила она затворницей, царю-то и невдомек было, что сына она родила. Царь уже хотел жениться, только девушка все отнекивалась, мол, мала я еще, обожди еще семь годков. Подрос Кючук-Мурад и пошел во двор, с детворой поиграть. Но дети били его и гнали от себя, приговаривая: «Пошел отсюда, у тебя отца нет. Сирота ты». А бедное дитя и впрямь не знало отцова имени, что ему было сказать?

Раз воротился он домой в слезах и говорит: «Как моего отца звать, матушка? Затравили меня дворовые дети, говорят, что я сирота».

Мать говорит: «Нет у тебя отца, сынок, ты от Воды бессмертия зародился. А слова этого боле не произноси, не то дойдет до царских ушей — не миновать беды».

Отважный Кючук-Мурад услышав это, вывел ночью из царской конюшни двух огненных скакунов: одного сам оседлал, на другого мать усадил, и сбежали они.