Глубокое ущелье - [11]

Подпрыгивая в ритм дюмбелека, издавая протяжные вопли, процессия с оглушительным шумом приближалась к караван-сараю.

Не доходя нескольких шагов до ворот, великан остановился и прокричал:

— Мы на земле не земные, мы текущий поток! Нет в мире преграды для наших дорог! Пусть горы топорщат гранитную грудь. Мы открываем путь!

Лия, выбежавшая на шум, испуганно прикрыла рот платком. И, пытаясь улыбнуться, проговорила:

— Милости прошу, святые отцы! — Она слегка шепелявила, но голос у нее был нежный, приятный.— Вы принесли счастье нашему очагу...

Мавро подошел к сестре и встал рядом.

— Да будет благо тебе, женщина,— продолжал дервиш.— Да сгинет твоя печаль и тоска!

— Пожалуйста! Масла да меда у нас нет, но ложка-другая супа найдется. Атласных постелей не сыщете, ну а мягкого сена вдоволь! Не обессудьте!

Дервиш дважды ударил в дюмбелек и вместо ответа пропел:

— К чему постель тому, кто все постиг? Я из земли пришел и в землю вновь уйду! Где может быть похуже, чем в аду? Что радость, если жизнь лишь миг? Аллах велик, вот радость!

У двух голышей все зубы были вырваны, и их рты зияли, как черные колодцы.

Но у каждого на поясе висели кожаные кисеты, отделанные шитьем.

Рыцарь еще не знал, что абдалы Рума открыто курят опиум, и потому не понял, для чего им кисеты: для огнива эти были слишком велики, для харча — малы.

Великан снова застучал в дюмбелек, приговаривая:

— Наш покровитель Адам в кости рай проиграл. Эй, мудрецы, держите меня! Я сорвался с цепи! — Он поднял руку, призывая к молчанию своих спутников, и, словно читая молитву, продолжал: — Внемли тому, что молвит Человек-Дракон, дервиш Пир Эльван!

Источник слова — сердце! Сердце — вместилище истины. Кто видит лишь внешность, своими руками накинул на шею себе петлю небрежения. Кто сердце не знает — ишак! Откуда понять ему сущность жемчужины! Тело твое лишь оболочка, что дана тебе лишь на время. Суть, заключенную в ней, совершенствовать должен ты, эй! И сокровища, скрытые в ней, должен найти ты, эй!

Когда он на мгновение умолк, чтобы перевести дух, Лия, со страхом внимавшая его похожей на молитву, составленной из где-то слышанных фраз бессвязной речи, проговорила:

— Аминь!

Мавро осенил себя крестом. Дервиш продолжал:

— Мы опора дворцов и праха ничтожнее мы! Мы роза на лбу, и мы пыль на дороге! Мы за дичью охотники, мы дичь для охоты!

Мы пошли в ученичество и обучались, ученые мы и других обучили! Мы отцу сыновья и отцы сыновьям! Мы были дождем, проливались на землю, мы тучею были, в небо вздымались. Оставь тех, кто слышал, послушай, кто видел! Чтоб не сбиться с пути, держись лучше следа. О братья, внимайте, настал день расплаты! Здесь люди — глубоки, как море! Как суша, спокойны! Как пламя, что варит сырье, горячи! Свободны, как воды, что к морю стремятся, как ветер, что всюду за день побывает...

Здесь щедрый доволен, скупец здесь — что нищий. Здесь любящих любят, любви не познавшим — позор! Зачем тебе поле, дом и труды? Позор, коль ты впрягся в ярмо! Тучи в небе, ветер в поле, дождь в облаках — для тебя! Тому, кто не знает об этом, позор! Для тебя рождается день, для тебя наступает ночь. Это тело живо душой. Путь известен, и есть проводник. Тому, кто сбился с пути, позор! Эй, те, кто ступает по следу познавших, кто вцепился в подол пробуждения и шагает путем мудрецов, не говорите, что трудно достигнуть обители! Кто взыскует истины, где он взыскует? В самом себе. Как он взыскует? Сорвав облаченье, взыскует!

Произнеся в первый раз слово «взыскует», дервиш двинулся к дому. И вошел в него, проговорив это слово в четвертый раз.

Нотиус Гладиус поглядел на двух путников, подошедших последними.

Пленник хромал. Может, оттого, что сбил ноги в пути, а может, от привычки носить цепь. Цепь была тонкой, но один вид ее болью отзывался в сердце. Среднего роста, худой, с вытянутым восковым лицом и гордой осанкой, пленник был похож на Иисуса Христа, по чьей-то прихоти облаченного в одежду тюркского моряка. Это сходство и страх перед пленом, неотступно преследующий каждого воина, потрясли рыцаря.

Да, попасть в плен — паскудство и позорище. И потому бедные, незнатные воины, видя, что битва проиграна и нет надежды спастись бегством, часто срывают с себя шлемы и кидаются в самое пекло боя, ища смерти. Нотиус давно начал собирать себе выкуп, даже договорился с одним ломбардским банкиром. И все-таки на душе было неспокойно.

Пленника, конечно, мучили и пытали, прежде чем он получал от своего хозяина разрешение отправиться собирать выкуп. А случалось это, когда хозяин оказывался без денег. Отпуская кого-либо за выкупом, он принуждал бедных пленников стать заложниками и, если отпущенник опаздывал или не возвращался в срок, отрезал заложникам уши, носы, пальцы, выкалывал глаза.

Мавро бережно снял с плеча пленника цепь.

— Добро пожаловать, брат! Собрал хоть немного на выкуп?

Тот безнадежно отмахнулся.

— Какое там! Скажи лучше, что слышно об Эртогрул-бее? Говорят, он тяжко болен.

— Не тревожься! Если бы с ним что-нибудь стряслось, мы бы знали.

Увидев на террасе рыцаря, пленник спросил:

— Френк? — Видно было, что он с нетерпением ждет ответа.— Грамоту знает?