Глубокое синее море (др. пер.) - [31]

Стин лежал на койке в своей каюте. Над грудью и головой у него размещалась импровизированная кислородная палатка, которую Линд смастерил из ванной занавески. В эту палатку он ввел шланг, который был прикреплен к кислородному баллону, стоявшему на ночном столике. Когда Годдер входил, Линд как раз вынимал иглу из руки капитана, которому он ввел инъекцию, и слушал его пульс.

Годдер остановился в ожидании.

Линд удовлетворенно кивнул и отпустил руку.

— Уже лучше, — сказал он. — Пришлось использовать пока занавеску от душа. — Он показал на импровизированную палатку. — Позднее боцман сделает палатку из парусины и вырежет в ней окошечко.

До конца этого рейса боцман успеет не только сделать палатку из парусины, но и зашить всех в парусину, подумал Годдер. В этот момент вошел Спаркс и подал Линду радиограмму, как он сказал, из отдела здравоохранения США.

— Хм… Дигиталис… Кислород, — пробормотал он и сунул радиограмму в карман. — Это мы уже сделали. Спаркс, пошлите радиограмму капитану «Кунгсхолма», что мы будем поддерживать с ним связь, но транспортировать капитана на его корабль не станем, если не наступит ухудшения. Там, видимо, смогут сделать не намного больше, чем мы…

Спаркс кивнул и вышел. Если я буду свидетелем еще парочки таких сцен, то уверенно смогу выступать в роли театрального критика, подумал Годдер. Он видел, как поднимается и опускается грудь Стина, и был убежден, что этому человеку тоже суждено умереть, так и не приходя в сознание. Его поражало собственное спокойствие, но он пытался убедить себя, что никакое другое чувство не только не помогло бы делу, но и сыграло бы против него.

Ведь он ни в чем не был уверен. Это мог быть и настоящий сердечный приступ, и следствие какого-то яда, который Линд подсунул ему. Откуда ему знать, что содержал шприц — морфий или дигиталис? И у него не было никакой возможности что-либо узнать или что-либо доказать. Но даже если бы у него и была возможность получить эти доказательства, он все равно не смог бы уличить Линда в том, что тот пытался убить капитана Стина. В открытом море самым главным судьей был Господь Бог.

— Дайте нам знать, если наступят какие-нибудь изменения, — сказал он Линду и вышел. Выходя из каюты капитана, он непроизвольно бросил взгляд на фото в рамке, на котором была снята женщина и две девочки. Он вздрогнул, словно его ударило электрическим током.

Полчаса спустя он и Мадлен Леннокс были на средней палубе. Солнце закатывалось за горизонт.

— Ты веришь, что это был сердечный приступ? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Годдер. — Все может быть. Но будь осторожна.

— В каком смысле? Или ты считаешь, что мне тоже есть опасно?

— Нет… Я знаю одно и, причем, определенно: он настолько ловок и умен, что не будет повторяться. Кроме того, у женщины сердечный приступ гораздо более редкое явление. Тем не менее запирай дверь своей каюты.

— Ты это тоже будешь делать?

— Конечно, черт возьми!

— Значит, запирать все двери? — повторила она и посмотрела на него пепельно-серыми, невинными глазами.

Увы, бесполезно ее предостерегать, подумал он.

— Ты считаешь, что я сгущаю краски? — спросил он.

— Нет, не считаю. Но ты ведь знаешь, как хорошо ты мне помог избавиться от страха перед грозой…

В начале одиннадцатого Барсет принес весть: капитану Стину стало значительно лучше. Пульс его был нормальный, и сейчас капитан спокойно спит. Линд буквально не отходил от него ни на шаг.

Некоторое время спустя Годдер уже лежал голый на своей койке. Неожиданно в дверь постучали. Он подошел к двери и посмотрел сквозь жалюзи. Это была Мадлен. Он открыл дверь, и она повисла на его шее еще до того, как он успел закрыться.

— Я тебе испортила репутацию, — сказала она. — Мне кажется, меня видела Керин.

— А как ты относишься к своей собственной репутации?

— На этот счет я не тешу себя иллюзиями. Женщины всегда все знают друг о друге. А ты, кажется, ждал меня. Ты не служил в береговой охране?

— А почему та это спрашиваешь?

— Мне очень нравится их девиз: ВСЕГДА ГОТОВ!

Мадлен быстро сбросила с себя одежду. А она не церемонится, подумал Годдер. И ей совершенно безразлично, будет ли мужчина ее «завоевывать» или просто возьмет ее. Для нее самое главное — удовлетворить желания плоти. Но, с другой стороны, это упрощает дело — как для него, так и для нее. Не чувствуешь скованности…

Керин Брук все время пыталась сконцентрироваться на книге, но разные шумы и шорохи мешали ей это сделать. Она чувствовала себя как-то неуютно, беспомощно и по какой-то непонятной причине была недовольна собой. Она беспокоилась о капитане Стине, а его старшего помощника просто не могла понять. Он был и сейчас оставался для нее загадкой. Один раз она уже доверилась ему, но потом опять убедилась в том, что он или умалишенный, или монстр.

И ни с одним человеком она не могла об этом поговорить. Может быть, с Годдером? Нет, он был слишком щепетильным и отчужденным. Ему она никак не могла доверить свои мрачные мысли относительно событий, случившихся на этом корабле. Если она сделает такое, он просто поднимет ее на смех. Кроме того, она почувствовала к нему какую-то неприязнь с той минуты, как увидела, что в его каюту проскользнула Мадлен Леннокс. Она, правда, убеждала себя, что одно не имеет ничего общего с другим, но тем не менее она сама не верила этим своим убеждениям.