Глубокое бурение [сборник] - [24]

Э, да они из веллеров, дошло до философа. Представители данной секты утверждали, будто сикараськам подвластно все, и Патриархов выдумали философы. Теперь встреча Лой-Быканаха с Диболомами представлялась эксцентрику в ином свете. Веллеры завсегда недолюбливали философию, и при всяком удобном случае жрали философов со всеми потрохами. Вон, как они архитектора уделали, а ведь он даже не философ…

— Что это вы хотите в нем преобразовать? Все организовано вполне разумно, — попыталась возразить голова Ваз-Газижоки.

— Помолчал бы уже, — Скип отвесил голове подзатыльник. — Где же разумно, когда проектируют всякую чушь и строят без фундамента.

— Бытие ваше — абстрактная категория, — доказывал Уй философу. — Ведь это смешно — сотворить мир, стряпая куличики из переработанного Небытия? Чего-то тут официальная философия недодумала.

— Официальная философия вообще не думает, она благоговеет, — рассердился Лой-Быканах. — Она даже о сущностях подумать не может.

Присутствующие недоуменно уставились на эксцентрика.

— Что вы так смотрите? Всем давно известно, что сикараськи обладают фиксированными сущностями. Или, если вам угодно, бытийным статусом, образом мыслей. Вот вы — архитекторы, а если смотреть шире — мудрецы-практики. Я философ-эксцентрик, но отношусь к более широкому классу просто философов. И все сикараськи — или охотники, или воины, или ходоки. И еще много всякого. Вот вы как выбрали свою стезю?

Диболомы попытались вспомнить. Лой-Быканах усмехнулся:

— И не вспоминайте. После обряда инициации, когда…

— Нас не инициировали, — возразил Скип.

— Мы из дерьма вышли, — объяснил Уй.

Ваз-Газижока неприлично заржал. Философ заткнул голове рот какой-то бумажкой, и уточнил:

— Из дерьма?

— Все оттуда, все. Ну и что? При повышенной регенерации сикарасек им ничего не стоит восстановиться даже из экскрементов, — Скип, видимо, остро переживал свое происхождение.

— Но вы же одинаковые!

— Да какой-то дурак увидел, видимо, что куча оживает, и хотел добить. Взял и воткнул лопату в самую середину, болван. Вот мы и восстановились в двойном экземпляре.

Лой-Быканах давно подозревал, что Патриархи создали изумительно разумную Среду Обитания, но настолько, чтобы даже фекальные массы имели способность жить и развиваться… чуден, право, белый свет.

Все-таки наши сведения о Среде Обитания крайне скудны и разрозненны. Гын сидел на берегу и уныло наблюдал эволюции сикарасек, снующих над волнами. Еще вчера их не было, а сегодня вон как разлетались. Не иначе как к дождю.

Он-то думал, что придет к Краю Света, заглянет за кромку мира — и все ему откроется. Чего уж проще? Но оказалось, что Край — это просто черное поле, куда уж там заглядывать? Пару раз мудрец заходил на это поле, чтобы изучить его свойства. За Краем было темно, хоть глаз выколи, а еще тихо и страшно. И Среда казалась какой-то далекой, хотя вот до нее — шаг шагнуть.

А потом что-то упало, и случилось то, что случилось.

Двое других Рытркынов оказались не такими уж плохими ребятами, правда, с замашками практиков. В данный момент они активно изучали водное пространство, и открыли, что оно густо заселено сикараськами. Еще бы, усмехнулся про себя Гын, где их только нет.

Вода удручала. Волны шелестели, ругались летуны, и все пространство до горизонта настолько пустое, что глазу зацепиться не за что. Всех развлечений — грандиозное утреннее восхождение светила из глубины, да величавое погружение его в те же глубины по вечерам. Перед восхождением оно всю ночь мерцает багровым светом сквозь толщи воды. Утром все вздуется бурливо, и, жарко горя, шипя и разбрызгивая вокруг себя кипяток, подымается в струях пара огромная такая блямба. А вечером, вся окутанная языками огня, блямба погружается в…

— …море!

— Прости, не расслышал, — очнулся Гын.

— Говорю, что мы с Бздыном название узнали — море!

Если и существовало в Среде Обитания что-то, что интересовало бы Гына больше, чем сама Среда, так это слова. Почему сикараськи — это сикараськи, а не луораветлан, например, или не чавчу? Откуда берутся эти слова?

— Почему море? Откуда узнали?

Дын, потерявший где-то шапку с бубенчиками, замялся:

— Ну, мы, вообще-то, не сами узнали.

— А откуда?

— Да так… как-то получилось… — от Дына ощутимо тянуло балданаками. Где они ее тут отыскали, проклятую траву?

— Ах, вы!.. — чертыхнулся Гын.

Посох, оказавшийся в руке Рытркына-оригинала насторожил Дына:

— Это зачем?

— Воспитывать вас буду! — Гын просто рвал и метал.

Но воспитывать не получилось.

— Мы не виноваты! — возопил Дын. — Он сам явился!

И он ткнул пальцем куда-то вбок, так, что Гын краем глаза разглядел Патриарха. Он сидел на крутом бережку, великий и скромный, вокруг него, то касаясь крылом волны, то стрелой взмывая к тучам (такое название придумалось для клубов пара, исторгаемых блямбой), носились сикараськи. Патриарх думал.

Вот вам — шанс! Разом решить все животрепещущие вопросы. Он же Патриарх, он должен знать, как устроена Среда!

Но Гын не спешил. Он хотел решить все вопросы сам.

На игры это походило меньше всего. Пусть и брачные, пусть ритуальные, но пластаться всерьез с местными мужиками мог разве что Гуй-Помойс, как наиболее близкий по размеру, да и у него шансов практически не было.