Глубокая вода - [8]

Теперь настала очередь Мельника помолчать, переваривая сказанное.

— Почему вы решили, что я не стану над вами смеяться и поверю всему, что вы мне сейчас рассказываете?

— Очень просто: я вам деньги предлагаю за то, чтобы вы разобрались, что к чему. Можете смеяться, но наедине, перед зеркалом дома. Можете считать меня придурком, которому некуда бабло девать. Главное, чтобы работа делалась как можно быстрее. В отношениях с полицией я себе этого позволить не могу.

Мельник снова помолчал.

— Что-то не так? — поинтересовался Заруба.

— Скольким еще вы уже предлагали эту работу?

— Вы хотите знать, кто уже отказался?

— Да.

— Ничего не получится. Вы — первый и, надеюсь, единственный на сегодня кандидат. Я навел определенные справки и много чего передумал, прежде чем из всех предложенных кандидатур остановиться именно на вашей.

— Спасибо, конечно, за доверие… Только интересно, чем оно вызвано?

— Очень просто. — Заруба налил по второй. — Я собрал о вас много отзывов и характеристик. Различных. Положительных и не очень. Так всегда бывает, когда ищешь сведения о неоднозначном человеке. Из всех мне одно понравилось. Один из ваших коллег сказал: «Виталик Мельник мог бы далеко пойти, только ведь он такой, что и черта не боится. Когда ему что-то нужно, напролом прет. У нас таких не любят». Учитывая то, чем я предлагаю вам заниматься, без человека, который не боится черта, мне не обойтись.

4. Правила игры

Какое-то время собеседники смотрели друг на друга.

Наконец Мельник выпил свой виски, закурил, пододвинул стул ближе к столу, оперся на его поверхность локтями, как любил делать в своем кабинете, и заговорил тоном, которым он обычно опрашивал потерпевших:

— Давайте по порядку. Почему вы решили, что здесь вмешалась нечистая сила? Я в чертей не верю, черт в людях сидит…

— Про черта я так, фигурально выразился. На самом деле речь идет о другой нечисти. Об утопленниках, которые воскресают. О русалках, водяных, что там еще может водиться в реках.

— Вы сами верите в то, что сейчас говорите?

— Не знаю. Зерно сомнения во мне посеял один тамошний абориген, который нас до затона провожал. Сами бы мы дорогу через лес не нашли. Он говорил, что можно по воде проплыть, только после всего не хочет рисковать.

— После чего?

— Ну, после всех этих историй с рыбаками. Проводник не слишком разговорчивый оказался. Лишь твердил всю дорогу какие-то общие фразы. Мол, давно Тихий затон недобрым местом считается, там несколько сотен лет всякая нечисть живет. Только обычно она не показывается на люди. Надо, чтобы что-то произошло такое, от чего силы зла пробудятся и начнут свое черное дело творить.

— Согласитесь, это как-то звучит…

— Согласен. — Заруба перебил Мельника, выпил виски, принялся крутить бокал в пальцах — так мусульмане перебирают четки. — Я сам это воспринимал как бред, пока мы на место не приехали. А место, я вам скажу, не из приятных. Как-то там деревья так выросли… Или мы в такое время приехали, когда солнце почти не светит. Зато пелена тумана над водой стоит. Не густая. Так это выглядит, будто вы у меня в кабинете накурили и дым сизый стелется. Словно все видно, а пелена глаза разъедает. Вода гладкая, вроде кто-то стекло положил. Вдоль берега от края метра на три все сплошь кувшинками заросло. В одном месте камыш густой. Вокруг сплошной ивняк, тоже густой — не пройти, словно кто умышленно такую живую неприступную стену сделал. Тишина — пощупать можно, разве что лягушки квакают да комары жужжат. И впрямь не слишком гостеприимный уголок природы.

— И из этого вы сделали вывод, что там может водиться нечистая сила?

— Я вообще тогда ни о чем не думал. Наш проводник, как только мы вышли, сразу говорит: «Дна в этом затоне нет. В войну над этим местом самолет сбили, „месcер“. Зашел он в воду в крутом пике, носом вперед — так и не нашли». «Искали?» — спрашиваю. «Отец говорил, после войны вроде искали. Водолазов из Киева привозили. Трое приехали, двое обратно уехали. Один нырнул и не выплыл. Те двое ныряли-ныряли, искали-искали, напрасно. Больше не возвращались».

— Не бывает рек без дна. Даже глубину Марианской впадины измерили, хотя куда уж бездоннее…

— Здесь, Виталий, чудеса и начинаются. Я тоже тогда усомнился в его словах, а он говорит: «Подойдите к берегу и посмотрите на воду. Она не прозрачная. Руку засуньте — не видно будет». Я так и сделал. И что вы думаете? Действительно, какая-то непонятно темная вода. Тогда или общая атмосфера так подействовала, или я не знаю… короче говоря, мне страшновато стало. А этот никак не уймется: «Сам не видел, но старые люди говорят: много всякой нечисти в этом заливе водится». «Где же она, — спрашиваю, — живет, если дна нет?» «Ну, это черт ее знает, где она живет. Жила бы себе — и ничего. Главное, она же всё из воды вылезает. Давно, правда, ничего о здешней чертовщине слышно не было. Значит, что-то таки произошло, раз начала она людей топить. Может, водяной какой, может, русалка щекочет, а может, те, кто здесь утонул, никак покой не обретут». «Ты что тут несешь?» — вызверился я. А он спокойно так: «Я — ничего. Старые люди больше знают. Лучше ночью сюда не ходить, а когда видно — долго здесь не гулять». «А как же сюда за рыбой ездят?» «Так давно ничего не случалось, а рыбы навалом. Вот народ и перестал бояться. Не буди лихо, пока тихо, знаете поговорку? Лучше давайте отсюда от греха». Ну, загрузились в джип и поехали себе.