– Помнишь ту напыщенную холёную суку, которая чуть было не перекупила тебя на аукционе, Дружок? – прохрипел Гошши. – Лейду Арридо? Так вот: она выставляет пятёрку своих лучших бойцов, а я – тебя. Ты их быстро убиваешь, получаешь коробку, нет, ящик леденцов, и мы едем домой.
С этими словами фермер жадно присосался к фонтанчику с питьевой водой. Двое новых охотников, привезённых Гошши из города, равнодушно взирали на происходящее.
Дальнейшими подробностями предстоящей битвы с Виктором поделилась Мийра, когда он, отдыхая после вечерней тренировки, возился с подводным оборудованием, приводя его в порядок.
– …И этот фиряг нажрался там и стал рассказывать, какой у него крутой глат. Кто-то, видно, стукнул этой сучке, и через полчаса она притащилась сама в бар и раскрутила этого недоумка на пари, – Мийра зло прищурилась. – На кону наша ферма и всё, что у нас есть, включая цартов и тебя.
– А если я выиграю бой? – спокойно спросил Виктор, внимательно наблюдая за реакцией женщины.
– Он получит три миллиона, – выплюнула она. – Этого хватит и на большую ферму, и на сотню цартов, и пару тяжёлых транспортов в придачу.
Произнеся все это, Мийра выжидательно посмотрела на Афанасьева. И пограничник не обманул ее надежд.
– А что получу я? – спросил Виктор, подтягивая ремень на ножнах.
Он поднял голову, и взгляд его стал таким пронзительным, что Мийра, видавшая в своей жизни всякое, едва заметно поёжилась.
– И что же ты хочешь? – ответила она вопросом на вопрос. Но ответ она уже знала…
– Свободу. Свобода – единственный приз, за который я соглашусь на поединок.
– Хорошо. Если победишь – будешь свободным.
Виктор поцокал языком:
– Ты слишком легко согласилась. Так не пойдёт.
– А как пойдёт?
– Поклянись всем, что для тебя свято. И не вздумай нарушить клятву: пожалеешь.
С минуту они мерились взглядами.
– А почему бы тебе не поговорить об этом с Гошши? – спросила женщина. – Он здесь хозяин.
Афанасьев усмехнулся:
– Можешь рассказывать это соседям, властям или своей старенькой бабушке, а мне мозги полоскать не надо. Сейчас Гошши не отвечает ни за свои дела, ни за свои слова, и вообще невменяем. Говорить с ним – всё равно, что говорить с цартом… – он снова усмехнулся. – И только слепой не поймёт, кто у вас в семье главный. Только у тебя, госпожа хозяйка, хватает ума и изворотливости держать это в тени.
– Но с тобой так не получится? – Мийра неожиданно придвинулась совсем близко, и Виктор ощутил тонкий аромат, исходящий от её кожи. По обнажённому плечу скользнула прядь светлых волос. – Выиграешь, и получишь нечто большее, чем свободу.
– Я так и не услышал клятвы, – спокойно ответил пограничник.
Мийра отстранилась и негромко рассмеялась:
– Хочешь клятвы? – спросила она звенящим голосом. – Хорошо.
Она сняла с шеи медальон и, зажав его в вытянутых вперёд ладонях, опустилась на одно колено.
– Я, гейтахо варрайо онха, клянусь двумястами шестью поколениями рода, своей родовой честью и духом Великого Океана, что освобожу от рабства этого охотника, если он победит на арене.
Она разжала ладони, и Виктор увидел, как то, что он принимал за камушек на подвеске, светится голубым цветом, чуть мерцая, словно в такт биению сердца.
– Видишь? Великий Океан принял клятву.
Наутро Гошши велел оставить цартов в игровой комнате под присмотром новых охотников и, прихватив Мийру и Виктора, сам сел за управление подводной лодкой.
Поскольку на поверхности был штиль, он поднял «Торвар» и погнал его по мелкой волне, разогнавшись почти до предельной скорости в сто десять километров в час.
В маленьком порту, куда они пристали, их уже ждал летающий транспорт с короткими крыльями, и стоило пассажирам сесть, как он без разгона взмыл в воздух.
Летели так долго, что Виктор успел слегка подремать, а очнулся, лишь когда машина завалилась на правое крыло, заходя на посадку.
Сверху Виктор успел увидеть только небольшой остров и вытянутый овал здания, похожего на Колизей, крошечный парк вокруг и частую гребёнку длинных пирсов, уходящих в море.
Сели прямо на крышу здания, и пара служителей в развевающихся на ветру балахонах проводили их на два этажа вниз, где фермера с женой подхватили два других служителя, а Виктора потащили ещё ниже, туда, где широкая мраморная лестница заканчивалась и начиналась простая, сложенная из серых шершавых глыб, от которых тянуло холодком.
Потом повернули в длинный коридор с бесконечным рядом дверей, и, открыв одну из них, втолкнули Виктора в комнату, щёлкнув на прощание замком.
В комнате было сухо и прохладно, от большого окна, забранного решёткой, приятно тянуло морским ветерком. Он не торопясь прошёлся взад-вперёд по комнате и, хмыкнув, начал руками массировать мышцы.
Потом слегка размялся, растягивая связки, и после всего прилёг на топчан, погрузившись в медитативное ожидание.
Где-то через час раздались шаги, и в комнату вошли три человека, двое из которых были в серых штанах, куртках, подпоясанных широкими ремнями, и с короткими дубинками на поясе. Третий – мужчина с длинными волосами, забранными в косицу, в белом длиннополом одеянии и с небольшим чемоданчиком в руках деловито вошёл в комнату и присел на кровать рядом с Виктором.
