Глоток дождя - [32]

До Черняка донесся другой, высокий голос, самовлюбленно переливающийся, будто любующийся собой:

— ...Где-то в тридцать восьмом-тридцать девятом году немцы механизировали свои тюрьмы — ввели гильотины...

— Как ты сказал? Гильотины? — оживился Борусевич.

— Именно. Мне довелось работать на них...

— Ну и ну, — недоверчиво прищурился Борусевич. — Что же это такое?

— Проще простого! — Удков поискал кого-то глазами. — Марек, давай сюда!

— Не хочу.

— Иди, живо! — разозлился Внук.

— Нет, — боязливо улыбнулся Марек, — не хочу.

Внук схватил Марека за шею, подвел к Удкову.

— Что дальше?

— Голову на стол.

Внук схватил Марека за волосы, пригнул к доскам, усыпанным объедками и залитым самогоном.

— Все очень просто. Представьте: над столом возвышаются две параллельные стойки, с пазами. По ним скользит тяжеленный секач...

Удков провел в воздухе сверху вниз невидимые линии, и все невольно обратили на него взгляд: Борусевич недоверчиво, с полуулыбкой, Рита с детским предощущением страшного, Иона и Кунерт с пьяным безразличием.

— Осужденного раздевают по пояс и зачитывают приговор. Затем шею смертника устраивают между стойками, а самого пристегивают ремнями. Рывок рычага — и секач падает вниз! — Удков рубанул ребром ладони по шее Марека.

Марек жутко взвыл. Внук отошел, брезгливо оттирая об одежду руки, а Удков закончил:

— Дальше еще проще: голова скатывается в специальный мешок, а тело, когда прекратятся конвульсии, отстегивают и отправляют в печь...

Черняк прислушивался к пьяным признаниям бандитов и как наяву видел придорожную канаву, на которую наткнулся в дни блужданий по Восточной Пруссии: на подмерзшей земле лежали истощенные трупы в колодках-стукалках; синяя кожа тел просвечивала сквозь лохмотья; у некоторых к поясам были привязаны кружки, а у одного, неестественно маленького, поджавшего в смертный час ноги к животу, высыпалась из кармана струйка овсяных зернышек; ветер растаскивал по сторонам листки писем, фотоснимки...

Кунерт уставился на Черняка.

— А тебе показать, как действует гильотина?

— Ты пьян, — как можно спокойнее сказал Андрей. — Отправляйся спать!

— Это ты, ты мне говоришь?! — ощерился Кунерт.

Набычившись и шатаясь, он пошел на Черняка. Видя, что схватки не избежать, Андрей с разворота ударил Кунерта в солнечное сплетение. Взвизгнула Рита, кинулась к ним, но Иона перехватил ее. Кунерт ворочался на полу, пытаясь встать...

Доктор так и не вышел в «кают-компанию».

Рано утром, ни с кем не попрощавшись, Кунерт и Рита оставили бункер.

В то же утро колонисты похоронили Марека — он удавился ночью под одеялом...

7

Доктор сидел в ногах у отца, задумчиво следил, как тот жевал деснами малину. Андрей, устроившись в углу напротив, прикидывал — для чего вызвал его Доктор.

Последние дни были беспокойными для колонистов. Кунерт отказался сотрудничать с бандой и порвал все контакты с Доктором. Связь колонии с внешним миром нарушилась. Встревоженный, Доктор отдал приказ о переходе в запасной бункер — тесное, сырое убежище километрах в шести от прежнего. Для выяснения причин, побудивших Кунерта порвать с Доктором, в Зеебург был направлен Внук. Вернулся Внук из города сильно подвыпившим, но с информацией, потрясшей колонистов: Кунерт через какую-то шведскую миссию в Варшаве получил заграничные паспорта на себя и Риту и на днях собирается покинуть Польшу; он пригрозил, что выдаст колонистов властям, если Доктор будет препятствовать ему.

Пододвинув старику кружку с подслащенным кипятком, Доктор кивнул в сторону бревенчатой перегородки и сказал Андрею:

— Они думают, я читаю в душах. Только святые делают это безошибочно. Но каков Кунерт! Он начал свою игру и рискует в первую очередь нами. Надо убрать его. Ты пойдешь в Зеебург вместе с Внуком. Именно ты. Я уверен, вы сделаете все, как надо.

— Постараемся...

Доктор рукой разогнал папиросный дым перед собой.

— До вашего возвращения мы затихнем. Надеюсь на тебя... Ты-то отличный парень — с такими, как ты, я бы не знал забот. — Доктор откровенно льстил Черняку, но что-то малозаметное — тембр, артикуляция или ударение — заставили Андрея насторожиться: Доктор как будто вкладывал в эту фразу иной смысл.

— Я не заслужил столь высокой оценки.

— Заслужишь. И помни — я избавил тебя от многих неприятностей, прежде всего от долгих разговоров с Кунертом наедине. Кастет не верит тебе.

— Я не думаю, что он из-за этого бросил колонию.

— Сейчас не время вдаваться в подробности. Ко всем изменникам я отношусь одинаково.

— Провидение отказывает им в будущем, — перефразировал Андрей одно из высказываний Доктора.

— Вот именно, — блеснул стеклами очков Доктор. — Вы будете рукой провидения... Функции Кунерта я передам тебе. Ты станешь связником колонии.

— А Внук?

— Внук злоупотребляет спиртным. Нельзя полагаться на пьянчугу.

 

Сбривая рыжеватую щетину, Андрей думал о предстоящем походе в Зеебург и возможности восстановления прямой связи с Грошевым, о неожиданных откровениях Доктора и причинах, побудивших его сделать это. Андрей не заметил в нем паникерства. Значит, за всеми решениями Доктора таился расчет. Если оценить ситуацию с точки зрения Доктора, банда переживала трудный, но не безнадежный период: Кунерт не знал местонахождения новой базы, связь с людьми в городе можно было восстановить и без него. Загранпаспорт страховал Кунерта от провала. И все-таки Доктор затеял новую распрю. Как это объяснить? Только ли мстительностью и заботами о безопасности? Двух боеспособных колонистов Доктор направляет в город, чтобы они пристрелили третьего. А если покушение будет неудачным? Закрыть глаза на измену Кунерта гораздо безопаснее, чем преследовать его. Может быть, Кастета уже нет в городе? Если так, то Доктор пытается отделить от банды Внука и Черняка. Почему? Впрочем, при чем здесь Внук? Это проверенный колонист, матерый головорез. Можно допустить, что и ему даны указания в отношении Кунерта, а в дополнение — указания по Черняку. Не потому ли осыпал его похвалами Доктор? «Надеюсь на тебя...» «Ты — отличный парень»... И словно между прочим: «До вашего возвращения мы затихнем...»