Глори и Ко - [55]

— О, так это прямо напротив меня! — восхитился Падрик. — Не откажите в любезности, посетите мой скромный дом. У нас здесь нечасто бывают гости из других стран.

— Что ж, почему бы и нет, — улыбнулась Глори. — Особенно если у вас найдется выпить чего-нибудь прохладного.

— Да, летом у нас жарковато, — согласился лепрехун. — Я как сюда перебрался, только на пятый год почувствовал себя нормально. Прошу.

М-да, уж не знаю, как там насчет часа, но по дороге к дому Падрика, которая заняла минут пятнадцать, я попытался ради интереса посчитать попадающихся навстречу кошек. Сбился на третьем десятке. Рыжие, серые, бурые, пятнистые и полосатые, большие и маленькие… Общее только одно — все на диво упитанные и ухоженные. Ах, да, еще одинаковым было отношение к ним горожан: почтительное и, хотя это и бред, слегка испуганное. Нет, я серьезно. Прямо на перекрестке мы стали свидетелями такой картины: из-за угла выехала телега, доверху загруженная корзинами. Бородатый возница засмотрелся на симпатичную девушку в окне второго этажа нашей гостиницы и не заметил, как прямо наперерез ему трусит матерый рыжий с белым котяра. Расстояние сокращалось, но кот не обращал на телегу никакого внимания. Он улегся прямо посередине дороги и принялся не спеша вылизываться. Я уже собирался крикнуть ему, или хотя бы спугнуть глупого зверя, но тут бородатый наконец-то оторвался от красотки и взглянул на дорогу. Ей богу, он побледнел, как свежепобеленная стена, и с проклятием дернул за вожжи так, что запряженный в телегу драконозавр за малым не встал на дыбы. Колесо остановилось на расстоянии локтя от рыжего бока. От резкого движения верхняя корзина упала прямо на проходившего мимо разодетого мужчину средних лет.

— Ах ты, олух! — возмутился он, поправляя помятое перо на шляпе. — В какой кружке ты утопил свои глаза, злодей?!

— Простите, господин, — залепетал возница. — Я случайно…

— Случайно! — передразнил его франт, пиная злополучную корзину. — Это что же получается, ты, разгильдяй, по сторонам глазеешь, а кошкам следить, чтобы на них не наехали? Счастье твое, что все обошлось!

— Да, да, конечно! — запинаясь, бормотал бородатый. — Я сегодня же принесу благодарственные и искупительные жертвы Р'Мяфу, не сомневайтесь…

Франт презрительно фыркнул и пошел прочь, опираясь на роскошную трость с резным набалдашником. В виде кошачьей головы, разумеется.

— Видали? — усмехнулся лепрехун. По-моему он получал искренне удовольствие от созерцания наших с Глори лиц. — Кстати, мы пришли.

Как я и ожидал, дом Падрика был двухэтажным. На первом этаже располагалась обувная мастерская, на втором — жилые комнаты. Хозяин категорично потребовал, чтобы мы переобулись в мягкие домашние шлепанцы, усадил в удобные плетеные кресла, а сам скрылся в мастерской с нашей обувью. Впрочем, вернулся он через пару минут и торжественно вручил нам наши сапоги — начищенные до блеска.

— На вашем левом нужно было подбить каблук, молодой человек, обвиняюще обратился он ко мне. На его добродушном лице, обрамленном седыми бакенбардами, явственно читалось неодобрение.

Я развел руками, признавая его правоту. Кстати, я признаю обувь только лепрехунской работы. Надежней и удобней в целом свете не сыщешь. Что бы там не говорил Римбольд, но если бы все подходили к своему делу так же, как они тачают сапоги, мир был бы куда лучше.

Хозяин тем временем сноровисто накрыл маленький столик, выставил на него кувшин с холодным лимонным напитком, кубки, тарелку с хлебом, сыром и фруктами.

— Последний герцог Ай-Ту-Доррский скончался лет двадцать назад, и с тех пор правит его супруга Белисинда, — начал он свой рассказ. — В общем-то, правит не лучше и не хуже, но, как вы, наверное, поняли, у почтенной вдовушки ба-альшой заскок.

— Кошки, — хором заключили мы с Глори.

Падди кивнул:

— Сколько их в герцогском палаццо, этого, наверное, не знает и сама Белисинда. Уж не меньше трех сотен, это точно. И среди всех этих мурлык всех размеров и мастей был один, совершенно особенный. Чтоб все матери так любили своих детей!

Так вот, кота этого звали Мяучин, что значит на каком-то древнем языке «Повелитель всех мяукающих». И так от природы не маленький, котик был настолько чудовищно раскормлен, что даже не мог ходить. Кроме шуток, ему даже миску — само собой, золотую, усыпанную алмазами — подсовывали прямо под морду, а потом убирали. Естественно, в конце концов, бедный зверь просто подох от ожирения.

— Представляю, что тут началось, — покачала головой девушка.

— Ой, и не говорите! — подхватил лепрехун. — Герцогиня объявила полугодовой траур, закрыла все увеселительные заведения и обязала каждого третьего жителя герцогства, независимо от расы, пола и возраста, в знак скорби обрить голову. Меня, к счастью, сей жребий минул, а вот соседке не повезло. Какие локоны пропали, э-эх! И какие вопли были, пока ее стража к храму тащила, где жрецы дожидались и цирюльник с бритвой. Им-то, жрецам, хорошо, они и так лысые, что твоя коленка…

Ладно, полгода народ кое-как выдержал, но потом стало еще хлеще. Белисинда объявила Мяучина последним земным воплощением великого бога Р'Мяфа Мягколапого, покровителя Ай-Ту-Дорра, построила ему роскошную гробницу, возродила древний культ поклонения с обязательным еженедельным жертвоприношением рыбы и сметаны, и так далее. Но вскоре ей и этого показалось мало, и тогда она не нашла ничего лучше, как канонизировать всех кошек поголовно! Представляете? Теперь преступлением стало не только обидеть любую хвостатую бестию, но и просто запретить ей делать все, что душе угодно. В стране начался настоящий кошачий террор.