Глобальные шахматы. Русская партия - [2]

В целом же выбор этой фигуры был конвульсивным шагом. Это не был продуманный, обоснованный выбор, когда смотрят и перебирают список кандидатов, не было ничего похожего на соперничество в рядах молодого и хорошо подготовленного поколения.

Вариантов было два: либо кто-то из геронтократии, либо Горбачев. По крайней мере, он производил впечатление человека, способного осуществить эти реформы. Он был живой, энергичный, у него был естественный популизм, который он вывез со Ставрополья, где в молодости работал комбайнером. Это была прямая противоположность мрачноватым и староватым членам Политбюро, которые просто уже не могли предложить другой образ руководителя. А при подобных переменах образ чрезвычайно важен. Чтобы люди поверили в реформы, у них должен быть убедительный носитель. Тот же Брежнев вряд ли мог начать процесс реформ, хотя бы потому, что его образ соответствовал идее консервации, а образ Черненко соответствовал консервации вдвойне и втройне.

Когда прошел апрельский пленум ЦК КПСС 1985 года, когда стало ясно, что грядут перемены, это было воспринято в стране с большой надеждой. Но процесс реформ возглавил человек, который имел очень приблизительное представление о том, куда и как надо двигаться.

Есть точка зрения, что на Горбачева чрезвычайно сильное влияние оказал, сыграв решающую роль в выборе дальнейшей стратегии, Александр Яковлев. Он тоже был членом Политбюро, ранее курировал в ЦК отдел пропаганды, то есть занимался идеологией. Яковлев отличался достаточно либеральными взглядами, конечно, в рамках возможного в советской системе. И в силу своих взглядов вступил в противоречия с партийным руководством, с главным идеологом ЦК Михаилом Сусловым, после чего был отправлен послом в Канаду. Оттава по тем временам была ссылкой, это не было посольство в США или во Франции. Для крупного партийного руководителя оказаться послом в одной из второстепенных стран означало существенное понижение. Когда Яковлева отправили в Канаду, речь шла о том, чтобы вывести его за пределы системы принятия решений.

До этого наиболее активная часть карьеры Яковлева протекала во времена хрущевской оттепели. Он даже побывал на стажировке в Колумбийском университете. Он был порождением раннего хрущевского периода. Оттуда Яковлев вынес свои представления о путях развития страны, идеи перестроечного, реформаторского типа. Тогда же они созревали в Чехословакии и привели к Пражской весне 1968 года. Вызревали они и в Польше и привели к событиям начала 1980-х.

Эти идеи Яковлев воспринял не как чисто функциональную черту ранней оттепели, а как систему взглядов и убеждений, которые он пронес с собой через все дальнейшие посты — вплоть до начала перестройки. Как человек более образованный, грамотный, мыслящий и серьезный, чем Горбачев, он мог произвести на будущего нового генсека большое впечатление. Яковлев мог изложить свои идеи в ходе их встреч в Оттаве, куда Горбачев приезжал в качестве руководителя, отвечавшего за сельское хозяйство. Канада была тоже крупной сельскохозяйственной державой.

У них были долгие разговоры тет-а-тет, доверительного характера. Они специально выезжали за пределы посольства на природу, где их никто не мог слышать. И обсуждали, как дальше двигать страну. И, думаю, Яковлев убедил Горбачева в необходимости перемен.

Мне довелось работать с Яковлевым в течение почти трех лет (в 1988–1991 гг. я входил в группу консультантов международного отдела ЦК, готовивших аналитические записки и официальные выступления для Горбачева и других членов руководства страны). За эти годы я получил достаточно хорошее представление о стиле мышления Яковлева. На уровне понимания того, что нужно двигаться и что необходимо преодолеть, Яковлев был во многом прав. Проблема возникала при решении вопроса, куда двигаться. И какова цель.

У меня есть глубокое убеждение: когда Горбачев начинал свой путь на высшем посту, он не знал, куда он движется. Важнейшее отличие горбачевских реформ от реформ Дэн Сяопина было в том, что Горбачев двигался на ощупь. Он продвигался как будто по горному потоку, нащупывая камни под ногами. Где-то его сносило, где-то его окатывало волнами, где-то он натыкался на скользкие валуны. Иногда его проносило несколько метров, прежде чем он нащупывал дно. Он двигался в рамках этого крайне сложного процесса, не имея стратегического представления о том, куда он идет. В отличие от Дэн Сяопина, который очень хорошо понимал, как можно реформировать такую страну, как Китай.

Дэн Сяопин прекрасно понимал, что Китай останется дееспособным государством, только будучи жестко централизованным, что это империя, состоящая из разных частей. Есть Внутренняя Монголия, есть Манчжурия, есть южные районы, есть Тибет, настаивающий на независимости, есть Восточный Туркестан, завоеванный Китаем в 1905 году и превращенный в Синьцзян-Уйгурский регион, где до сих пор проживают 20 миллионов мусульман.

Дэн Сяопин понимал, что реформы в Китае можно провести только жесткой рукой с самого верха. И понимал также, что для их проведения Компартия Китая должна становиться не слабее, а сильнее. Она должна стать умной силой не жесткой, диктаторской, а умной. Она должна ослаблять экономический контроль государства, сохраняя при этом политическую систему.