Глобальные элиты в схватке с Россией - [17]

Суть представительной демократии хорошо выражена в «Декларации независимости США», где «отцы-основатели» Американской республики записали: «Мы считаем самоочевидным следующие истины: все люди созданы и наделены своим Создателем определенными неотчуждаемыми правами, среди которых право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав учреждены среди людей правительства, чья власть зиждется на согласии управляемых».

«Народ в демократическом обществе есть субъект власти (это обстоятельство подчеркивается в конституциях всех демократических стран), но он одновременно и объект власти, поскольку, передав по доброй воле («согласие управляемых») выполнение властных функций соответствующим властным структурам, народ, общество в целом берут на себя обязанность подчиняться избранной им политической власти», – пишет, например, Татьяна Петрова. Следует признать, что подобное объяснение фундаментального парадокса демократии исходит из прагматических потребностей и на деле трактует народ в качестве объекта-источника, но вовсе не реального субъекта власти, что далеко не одно и то же. Получается, что принципы демократии осуществимы только при условии отказа от властных прав со стороны большей части народа. Собственно, приведенная выше цитата из Н. Хомски указывает именно на это следствие фундаментального парадокса демократии.

Совсем недавно широким признанием в России и во всем мире пользовалась и другая концепция демократии, связанная с учением Маркса о коммунизме и классовой борьбе как движущей силе истории. Согласно этой концепции, исторические формы демократии, как и всякой государственной власти, есть формы господства одной части общества (класса или нескольких классов) над другой частью общества. А классы, по Марксу, различаются прежде всего отношениями собственности на средства производства.

«История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов». Поэтому любая историческая форма демократии, демократии в классово-антагонистических обществах, по Марксу, является прежде всего демократией собственников, не исключая даже «военной демократии» родоплеменного общества. В будущем, коммунистическом обществе, где не будет эксплуатации человека человеком, государство за ненадобностью должно отмереть, а вместе с ним, соответственно, окончательно уйдет в прошлое и демократия.

Однако, поскольку государство в обществе «реального социализма» отмирать не торопилось, а, напротив, достигло нового уровня проникновения во все сферы общественной жизни, то данное явление необходимо было как-то объяснить теоретически. Поэтому в ход был пущен диалектический тезис о том, что столь тотальное усиление государства и есть подготовка к его последующему отмиранию, вызванная прежде всего потребностями всемирно-исторической борьбы против системы капитализма, а политическая система, основанная на беспрекословном лидерстве коммунистической партии, есть высшая по сравнению с формами представительной демократии, существующими в капиталистических странах, модель демократии, свойственная социалистическому общенародному государству. Впрочем, конец коммунистической сказки в России оказался принципиально иным, нежели предусматривалось теорией «полной и окончательной победы социализма первоначально в нескольких странах или даже в одной, отдельно взятой стране», но и абсолютный, окончательный триумф либеральной концепции представительной демократии сегодня уже не выглядит очевидным и бесспорным.

Тем не менее, обе эти доминирующие концепции, либеральная и марксистская, несомненно, опирались и опираются лишь на некоторые действительные моменты общественного бытия и тесно связаны с данными моментами, линейно экстраполируя их в будущее. Поэтому прогностическая их способность на практике стремится к нулю, что, повторим, с полной очевидностью показали события как августа 1991 года в России, так и 11 сентября 2001 года в США.

Методологическая общность между этими концепциями демократии, а равно и общность их происхождения, хорошо видны через параллельное толкование феноменов власти и феноменов собственности. Если собственность социалистического государства трактуется марксистами как «общественная», то и власть в таком государстве может называться только «общенародной». Если доминирующей формой собственности в странах «западной демократии» считается частная собственность, то и структуры власти основываются на представительстве частных интересов.

Между прочим, и в трудах классиков античной политологии именно собственники обладают всеми правами гражданства и представляют себя как «народ», «демос» – в отличие от нищей и безответственной толпы, «охлоса», живущей сиюминутными интересами. В «Политии» Аристотеля «демократия» и «охлократия» выступают такими же противоположными формами правления, как «аристократия» и «олигархия», «монархия» и «тирания». Как можно видеть, противоречия в понимании феномена демократии имеют социально-исторические корни, уходящие в глубину тысячелетий.