Глобалия - [8]

— Дорогой Сизоэс, это же Глобалия. Здесь не запрещено думать и говорить все, что угодно.

В конце фразы Альтман хмыкнул, словно отпустил хорошую шутку.

— Разумеется, — подтвердил чиновник, улыбкой давая понять, что не надо держать его за идиота. — Не запрещено думать все, что угодно, но мы ответственны за свои мысли, не так ли? И некоторые мнения вызывают тревогу больше, чем другие. Борьба с терроризмом требует определенной бдительности. В этом мы и видим основную задачу Социальной безопасности.

— Вы хотите сказать, он поддерживает терроризм?

По лицу старика пробежала тень. Надо было этим воспользоваться: Сизоэс немного выждал с ответом, а потом, так близко придвинувшись к собеседнику, что тот ощутил его несвежее дыхание, провозгласил:

— Он не за террористов. Все гораздо хуже. Он считает, что никаких террористов не существует.

— Не существует! — воскликнул Альтман, не в силах скрыть свой восторг. — А как же бомба, которая недавно взорвалась в Сиэтле?

Сизоэс махнул рукой, показывая, что о таких пустяках не стоит и упоминать.

— А автобус, взорвавшийся в Риме?

— Для него это все пустой звук.

— А взрывчатка, которую нашли под одной из опор моста Голден Гейт?

— Ну, то было два года назад, — уточнил Сизоэс, как будто от этого пример утратил свою силу. — Но это неважно. Он всегда говорит одно и то же: якобы все эти события — пропагандистский трюк.

И с молчаливым злобным смешком, какой бывает у крупье при виде того, как разоренный игрок выкладывает перед ним свои последние фишки, Сизоэс добавил:

— Он не верит в существование ни одной из опасностей, с которыми мы сталкиваемся, защищая наше свободное общество.

— Великолепно! — вскричал Рон Альтман, хлопнув обеими руками по подлокотникам своего кресла.

Звук этот нарушил хрупкое равновесие. Генерал устремил на своего гостя тяжелый, подозрительный взгляд, словно на секунду забыл, с кем имеет дело.

— Я хочу сказать, — уточнил Альтман, — ваш портрет великолепен.

Атмосфера несколько разрядилась.

— Это не мой портрет, все значится в досье, — проворчал генерал.

— Он наблюдается у психологов?

— Что вы! Он отказывается от любой помощи, считает, что абсолютно нормален. Нам удавалось прижать его к стенке только тогда, когда он делал какую-нибудь глупость.

— Сколько их было всего?

— Две... До сегодняшнего дня.

— И что за глупости?

— Все время одно и тоже. В первый раз это случилось на Барбадосе. Он приехал заниматься парусным спортом. Его инструктор заметил, что однажды он не явился ночевать. Оказалось, он попытался доплыть до Антигуа. Как вам известно, из соображений безопасности остров был объявлен запретной зоной. А этот тип просто заявил, что, видите ли, потерялся. Непонятно только, зачем он набил свой швертбот печеньем и канистрами с пресной водой, которых хватило бы на неделю.

— Он был осужден?

— Нет. Ему рекомендовали психотерапию, но он появился всего на трех сеансах.

— А второй раз?

— В Бронксе. Он остановился в студенческой гостинице недалеко от стены.

— Какой стены?

— Вдоль скоростной автотрассы, которая ведет к порту.

— А что за стеной?

— Антизона, если я не ошибаюсь. Я знаю только, что доступ туда запрещен и что по ночам там уже бывали какие-то беспорядки. Высказывались подозрения, что оттуда могут проникать террористы. Уже десять лет идут разговоры о том, чтобы заключить эту автотрассу в стеклянный туннель, но работы все никак не начнутся.

— Ну и что же натворил ваш подопечный?

— Посреди ночи вылез на крышу гостиницы, а оттуда перебрался на стену. Кажется, это довольно просто. Он нацепил на себя перевязь и закрепил на дымовой трубе альпинистскую веревку, чтобы спуститься со стены.

— Ему это удалось?

— Он так шумел, — с явным злорадством ответил Сизоэс, — что не успел перекинуть ногу на другую сторону, как его поймали два патруля.

— Его судили?

— На этот раз ему было трудно сделать вид, что он просто потерялся. Но защищался он умело, судьи оказались в непростом положении. Заявил, что Конституция гарантирует свободу каждому гражданину, и все в таком духе. Вы понимаете, о чем я. Присяжные не особенно охотно осуждают за преступления, связанные со свободой взглядов. А таким типам, как этот, только дай повы-ступать перед публикой... Короче говоря, он отделался тремя месяцами общественно полезных работ в какой-то гуманитарной организации.

Альтман вытащил из кармана записную книжку и принялся что-то царапать в ней старой ручкой светло-серого цвета. Его собеседник взирал на все это в замешательстве. Этот невыносимый старик делал записи на бумаге, и явно не из одного только снобизма. Чувствовалось, что вот так карябать какие-то мерзкие каракули было для него делом абсолютно естественным. Пользоваться компьютером он наверняка не умел. Здесь речь шла уже не о кокетстве, а о беспомощности. Он выглядел не просто трогательно, а прямо-таки жалко.

Закрыв записную книжку, Альтман с громким хлопком перетянул ее резинкой. И где он только брал подобное старье?

— Прекрасно, — сказал старик, — Вы подобрали идеального кандидата. Конечно, я бы предпочел дать свое согласие еще до начала операции. Но что сделано, то сделано.

Сизоэса этот упрек нисколько не смутил, он был к нему готов.