Глобалия - [27]

Она вернулась домой с ребенком в чреве и с камнем на сердце. За ней был установлен психологический надзор, инспектора Социальной гармонии день и ночь не спускали с нее глаз, так что бросаться с моста Маргарита передумала. Ее бы все равно выловили, и дело кончилось бы простым насморком. Так Кейт появилась на свет. Между тем ее отец нашел себе работу в Иркутске, где уже через полгода меланхолия и алкоголь свели его в могилу.

Маргарита смирилась. К ее огромному удивлению, ей даже понравилось заботиться о младенце, пеленать и укачивать. Поскольку она решила рожать в Фениксе, где давно уже не было родильных домов, ей отвели палату в самом приятном отделении: в онкологии. Все пациенты, полностью излечившись, очень скоро отправлялись домой. Мучаясь от депрессии в ожидании родов, Маргарита плакала, говоря себе, что ее одну выпишут, так и не вылечив до конца. Но персонал больницы показал себя с самой лучшей стороны, и в конце концов у нее остались хорошие воспоминания о том времени. Все стало гораздо хуже, когда Кейт начала ходить.

На несколько часов в день Маргарите в помощь присылали социального работника. Как правило, это были женщины старше нее самой, никогда в жизни не имевшие дела с детьми. По возвращении она часто заставала их в слезах. Она почти забросила свои увлечения, утратила физическую форму.

К тому же ей теперь нередко приходилось краснеть. Во всем квартале только у нее был ребенок, так что она чувствовала себя белой вороной. Хорошо еще, что все соседи знали, что она тут, вообще говоря, была ни при чем. А вот в поезде, в самолете, когда девочка принималась кричать или бегать, Маргарита должна была безропотно сносить раздраженные, а то и возмущенные взгляды остальных пассажиров, извиняться, прятаться, убегать. И ведь в глубине души она их прекрасно понимала. Сколько раз ей приходилось всю поездку простаивать в неудобном коридоре, готовясь в любую минуту заткнуть дочери рот!

К счастью, Кейт оказалась милым и спокойным ребенком. От отца она унаследовала тонкие черты лица и длинные пальцы, и Маргарита считала ее красивой, несмотря на множество родинок, рассыпанных по всей коже. Но девочка тиранила мать, как любой ребенок, и та все время чувствовала себя жертвой.

Дело кончилось тем, что Маргарита отправилась изливать душу психологам из Министерства социальной гармонии, и ей, естественно, предложили отправить Кейт в школу-интернат. Она согласилась. Так в пять лет девочка отправилась в Анкоридж, на Аляску, в единственное подобное заведение во всей Северной Америке.

Но несчастья на этом не кончились. Стоило дочери уехать, как Маргарита начала отчаянно тосковать. Ее больше не радовало ни отсутствие Кейт — жизнь без нее казалась пустой, — ни ее присутствие — девочка всегда приезжала ненадолго и только растравляла душу. В двадцать лет переехав обратно к матери, Кейт с удивлением выслушивала каждый вечер, что сломала ей жизнь, хотя они почти никогда не виделись...

Как только Кейт вернулась, неприятности снова посыпались градом. О бытовых неудобствах не стоит и говорить. Жилье стоило очень дорого, так что им вдвоем приходилось ютиться на двадцати двух квадратных метрах, хоть и в хорошем районе, но на двадцати двух, не больше и не меньше. От многочисленных Маргаритиных увлечений в доме остались горы разного скарба. Одно время она увлекалась парикмахерским делом, и специализированные журналы умело убедили ее, что она сильно сэкономит, если купит якобы профессиональный фен. Скелет этого аппарата, который давно не работал, потому что сгорела какая-то электронная деталь (вот только какая?), с угрожающим видом возвышался в углу, а над ним нависало некое подобие каски. Ракетки для игры в сквош, бадминтон, теннис, пинг-понг и даже баскская чистера из ивовых прутьев свидетельствовали о привязанности Маргариты к этим видам спорта. Увы, подобное нагромождение косвенно подтверждало очевидный факт, который хозяйка, правда, долго не хотела признавать: у нее не было ни малейших способностей к каким бы то ни было играм, где требовалось попасть по мячу. О Маргаритиной принадлежности к сектам самого разного толка напоминали разбросанные по всей комнате фрагменты таинственных одежд и предметов: ризы со странными, а то и шокирующими письменами, кулоны в виде циркулей, дерзновенно разведенных иод прямым углом, амулеты, где свастики соседствовали со звездами Давида. В углу пылился гипсовый буддистский храмик, причем последние подношения, оставленные там явно не вчера, давно успели сгнить на полу.

Несмотря на кажущийся беспорядок, Маргарите нравилось жить в окружении всех этих вещей, ведь они напоминали ей о стольких желаниях, оставшихся в прошлом. Как однажды мудро заметил психолог из Министерства социальной гармонии, они умерли, но это значило, что когда-то они были живыми. Все они отражали разные ипостаси Маргаритиной личности, богатство и непреходящую ценность ее внутреннего мира. Научиться любить самого себя — какую еще цель могло поставить перед своими членами идеальное свободное общество, подобное Глобалии? К этому же в конечном счете призывал и уже упомянутый психолог из министерства, в которого Маргарита, конечно, не преминула влюбиться. К несчастью, его вскоре перевели на Карибы, и их отношения не выдержали испытания расстоянием. Но Маргарита навсегда запомнила его слова о том, что любить себя означает полностью принимать себя таким, какой ты есть, а значит, и таким, каким ты был в прошлом.