Глиняный мост - [86]

Шрифт
Интервал

Над нами распластался скелет синего кита, будто опрокинутое офисное здание. И снова гибкая шея динго и парад всевозможных пингвинов. Томми полюбились даже самые жуткие экспонаты, например, краснобрюхая черная змея и грациозный блестящий тайпан.

Я же чувствовал присутствие чего-то потустороннего: у всех этих чучел имелся сообщник – что-то мертвое, но не желающее уходить. Или, если честно, уходить от меня.

Конечно, мысли о Пенелопе.

Я представлял ее рядом с Томми.

Видел, как она медленно опускается на корточки, и, думаю, те же мысли были у Клэя.

Я поглядывал, как он смотрит, и часто взгляд его уходил немного влево от экспоната – особенно если тот был за стеклом. Уверен, он ловил в стекле ее отражение: светловолосую, худую, как палка, улыбающуюся.

Выйдя, мы привалились к стене.

Устали все, кроме Томми.

Вокруг нас зыбился город.


На одной из наших пробежек оно и случилось.

Явилось нам ранним утром.

Миры сплелись.

И впрямь странно, что мы не подумали об этом раньше.

Едва рассвело, мы бежали по Дэрривелл-роуд в нескольких километрах от дома. Клэй заметил его на телеграфном столбе, резко остановился и деловито вернулся. Стоит и читает обернутое вокруг столба объявление.

У кого-то кошка только что принесла котят.

Зачем возить Томми к мертвым животным, если к нему могут сами прийти живые?

Я запомнил первую половину телефона, Клэй вторую, но, когда мы позвонили, нарвались на выговор. Объявление повесили три месяца назад, последний из котят шесть недель как продан. Вместе с тем ответившая женщина точно знала, куда нас отправить. Голос у нее был мужской, одновременно открытый и сухой.

– В интернете десятки сайтов про животных, но вам лучше всего подойдет РКТ.

Эта леди имела в виду «Рейсин куортер трибьюн»; ее совет оказался точен и прозорлив: стоило лишь нам заглянуть в эту нашу районную газету – как там продавались одна колли, одна келпи и пара австралийских попугаев. Морская свинка, королевский попугай и три кошки разной породы.

Но в самом низу ждал он, причем объявление уже успело сколько-то провисеть. И я сразу должен был всё понять по тому, как у Клэя зажглись глаза: он внезапно разулыбался и ткнул пальцем вниз:

УПРЯМЫЙ, НО МЕРОЛЮБИВЫЙ МУЛ

НЕ ВЗБРЫКИВАЕТ, НЕ РЕВЕТ

* * *

$200 (торг)

НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ

Спросить Малкольма

– Ни в коем разе не показывай Томми, – сказал я, но Клэй чихать хотел.

Он еще раз плавно опустил палец на ошибку в первой строке.

– Упрямый, – сказал он, – но меролюбивый.


Мы сошлись на одноми из котов – хозяева уезжали за границу. Везти с собой оказалось слишком дорого. Они сказали, что его зовут Матрос, но мы точно знали, что переназовем по-своему. Крупный, тюфяк с мурчалками – черные губы, гудроновые лапы – и хвост, словно вялый меч.

Мы покатили куда-то в Уэзерилл, через два района к западу от нас, и на коленях у Клэя кот приехал домой; за всю дорогу он не шевельнул и ухом, только мурчал вместе с мотором в унисон. И ритмично впускал в Клэя когти.

Господи, если бы вы только видели Томми.

Жаль, что вы его не видели.

Дома мы поднялись на крыльцо.

– Эй, Томми! – позвал я, он вышел, и глаза у него были юные и непреклонные. Взяв кота на руки, он едва не расплакался, прижимая полоски к груди. Он гладил его и ласково трепал, говорил с ним без слов.

Тут вышли оба, Рори и Генри, и изумили великолепной реакцией, почти в один голос возмутившись.

– Эй, это как это, Томми завел, сцуко, кота?

Клэй отвел глаза. Я ответил:

– Потому что мы его любим.

– А нас вы не любите?

Тут мы услышали заявление Томми и моментальную отповедь Клэя:

– Я его назову Ахиллес.

Резко:

– Нет, не его.

Я тут же посмотрел на Клэя.

Я был упрям и уж точно не меролюбив:

Нет, Клэй, черт тебя дери, сказал я, пусть только взглядом, – но кого я пытался одурачить? Как бы то ни было, Томми держал кота как новорожденного младенца.

– Ладно, – сказал он. – Тогда Агамемнон.

На этот раз ему не велел Рори.

– Придумай имя, которое мы сможем выговорить.

И он все равно воздал дань Пенелопе.

– Тогда, может, Гектор?

Величайший герой среди всех троянцев.

Кивки и согласное бурчание.

Следующим утром в конных кварталах обнаружились повороты, о которых я знать не знал, и мы выбежали на Эпсом-роуд. Неподалеку от тоннеля Лонро. Над нами продребезжал поезд. Это была одна из тутошних забытых улиц с единственным забытым полем. Все ограды покосились. С деревьев облезала волокнистая кора; словно башни, они не сдавали своих рубежей.

Под ними – клочок земли; и трава, похожая на кулаки, в пыли. Ржавая изгородь из колючей проволоки. Хибара, выцветшая до серого. Трейлер, старый и обшарпанный; и пьяный мужик в три часа ночи.

Я помню звук его шагов и как они замедлились на колдобистой дороге. На этом этапе пробежки Клэй никогда не сбавлял темпа: только ускорялся, без вариантов – и вскоре я догадался. Увидев трейлер и кусок неухоженной земли, я понял, что логики здесь искать нечего, а вот мул, скорее всего, обнаружится. Перейдя на шаг, я злобно заговорил:

– Ты позвонил по номеру из газеты, так?

Клэй деловито шагал к цели.

Его дыхание так быстро успокоилось, после бега пришло в обычный ритм.

– Не понимаю, о чем ты.

И тут появился щит.

Теперь ясно, что все это было в каком-то смысле правильно.


Еще от автора Маркус Зузак
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора.


Я — посланник

Жизнь у Эда Кеннеди, что называется, не задалась. Заурядный таксист, слабый игрок в карты и совершенно никудышный сердцеед, он бы, пожалуй, так и скоротал свой век безо всякого толку в захолустном городке, если бы по воле случая не совершил героический поступок, сорвав ограбление банка.Вот тут-то и пришлось ему сделаться посланником.Кто его выбрал на эту роль и с какой целью? Спросите чего попроще.Впрочем, привычка плыть по течению пригодилась Эду и здесь: он безропотно ходит от дома к дому и приносит кому пользу, а кому и вред — это уж как решит избравшая его своим орудием безымянная и безликая сила.


Подпёсок

«Подпёсок» – первая книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.


Братья Волф

Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще — тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить. Мы братья Волф, волчьи подростки, мы бежим, мы стоим за своих, мы выслеживаем жизнь, одолевая страх.


Против Рубена Волфа

«Против Рубена Волфа» – вторая книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.


Когда псы плачут

«Когда плачут псы» – третья книга из трилогии «Братья Волф» Маркуса Зусака. Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще – тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить.


Рекомендуем почитать
Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…