Глиняный мост - [71]

Но с этим была проблема – Рори.

Сила у него была настоящая и страшная.

Но хуже всего была кода.

Он протаскивал врагов по площадке на манер жестокого финала «Илиады» – как Ахиллес труп Гектора.

Однажды в больнице мы застали навещавших ее детишек из Хайперно.

Пенни сидела, пронзенная, на кровати.

Боже, их там было точно не меньше дюжины, толпились вокруг нее и галдели: и мальчишки, и девчонки.

Генри заметил:

– Они такие… шерстистые.

Он показывал на ноги пацанов.

Я помню, как мы смотрели из коридора и их бело-зеленую форму, пацанов-переростков, надушенных девчонок и спрятанную сигарету. Перед уходом одна из них, девчушка, которую я уже упоминал, Джоди Этчеллз, вынула какой-то странный подарок.

– Вот, мисс, – сказала она, но развернула сама, поскольку у Пенни руки были под одеялом.

И тут – губы нашей матери.

Они треснули, такие сухие и тонкие, как смайлик.

Ей принесли метроном. И один из пацанов сказал, кажется, Карлос его звали:

– Дышите под него, мисс.

* * *

Но что было лучше всего, так это домашние вечера.

Их седеющие светлые и темные волосы.

Если они не дремали на диване, то играли на кухне в скрэббл или отчаянно сражались в «Монополию». А то они просто лежали на диване и допоздна смотрели кино.

У Клэя бывали свои моменты особенной ясности, и они случались пятничными вечерами. Таким однажды было окончание фильма, который смотрели родители, когда по экрану побежали титры, – кажется, то был «Гуд бай, Ленин!».

Услышав повышение громкости, мы с Клэем оказались в коридоре. Мы увидели гостиную, а потом их – крепко обнявшихся перед телевизором.

Они поднялись на ноги, они танцевали, но медленно – едва заметно, – и ее волосы держались только на их желтизне. Она выглядела такой слабой и хрупкой: не женщина, а одни локти и голяшки. Они с Майклом прижимались друг к другу, и скоро отец нас заметил. И молча приветствовал.

И даже одними губами произнес:

– Огонь девчонка, а?

И, пожалуй, надо признать: сквозь усталость и боль в том радостном взгляде Майкл Данбар был воистину красив и довольно неплох как танцор.

В следующий раз это случилось на улице, на крыльце, в тумане самой прохладной из зим. Несколько дней назад Пенелопа снова была в Хайперно, на подмене, и отобрала у кого-то сигареты. По совести, она не считала, что это ее дело – запрещать детишкам курево. Всякий раз, отбирая у них пачки, она говорила прийти и потом забрать. Было ли это чистой безответственностью? Или уважением их достоинства? Неудивительно, что все они ее любили.

Так или иначе, смутился ли тот ученик или устыдился, но за пачкой «Уинфилд блюз» никто не пришел, и вечером Пенни обнаружила их у себя. Пачка измялась на дне ее сумочки. Перед сном вместе с кошельком и ключами она вынула и сигареты.

– А это что за хрень?

Майкл проворно перехватил пачку.

Назовите их взбалмошными или смешными, но за этот случай я их люблю особо. Немощь на время отступила, и вот они вместе уселись на крыльце. Курили, кашляли и разбудили его.

Через несколько минут, возвращаясь, Пенни хотела выбросить сигареты, но вдруг Майкл ее остановил.

– А давай их спрячем?

И со значением подмигнул.

– Никогда не знаешь, когда может понадобиться сига, – пусть будет наша маленькая тайна.

Но мальчишка тоже узнал этот секрет.

И даже когда поднимали крышку пианино и совали пачку внутрь, они не догадывались: он смотрел на них из коридора, и в тот миг стало ясно: танцевали наши родители, может, и хорошо. Но в курении были в лучшем случае дилетантами.

Центральный вокзал

Клэю очень хотелось остаться дольше, но он не мог.

Хуже всего было, что он пропустит следующую скачку Кэри в Уорик Фарм, но ведь и она считала, что ему надо ехать. Прощаясь с ним в субботу на Окружности, она сказала:

– Увидимся, когда ты придешь сюда, Клэй. Я тоже приду, обещаю.

Он смотрел, как она удаляется по проулку.

От нас он уходил, как и в прошлый раз. Мы все знали без слов. Но все же это было совсем иначе.

В этот раз было явно гораздо меньше мрачности: надо сделать то, что надо сделать. Можно было не оглядываться.

В понедельник вечером мы собрались наконец досмотреть «Мальчишник», и вот Клэй поднялся, чтобы уйти. Его вещи уже стояли в коридоре. Рори в ужасе оглянулся.

– Эй, ты же не едешь прямо сейчас? Еще даже мула в лифт не пихали!

(Вообще-то жутковато, насколько наша жизнь была похожа на это кино.)

– Это ослик, – поправил Томми.

Снова Рори:

– Мне насрать, хоть он на четверть лошадь, скрещенная с драным шетландским пони!

Они с Томми хохотнули.

Потом Генри:

– Эй, Клэй, ну-ка отдохни.

И, будто бы двинувшись на кухню, завалил брата на диван, дважды – второй раз, когда тот попытался оттуда встать. И, когда Клэю все же удалось прорваться, Генри захватил его шею в замок и закружил на месте.

– Ну, как оно, говнюк мелкий? Мы не у Сраки на лестнице, а?

За их спинами шутки и гэги «Мальчишника» стремительно тупели, и в тот же миг, как Гектор дал деру, Томми вскочил Клэю на спину, а Рори воззвал ко мне:

– Эй, ну подпрягись, блин, а?

Я стоял в дверях гостиной.

Я привалился к косяку.

– Ну ты чего, Мэтью, помоги нам его завалить!

Борясь с противником в такой форме, как у Клэя, дышали они тяжело и неровно; наконец я двинулся к ним.