Глиняный колосс - [46]

Все вокруг молча слушают, внимая и не дыша. Слово «тачанка» так и не прижилось в армии, и называют ее действительно обыкновенной «пулеметной телегой», механически отмечаю я про себя.

— …Остальной отряд всеми силами выходит с тыла города к железной дороге, атаковав паровозные депо. Поджечь склады вдоль линии лично поручаю терскому отряду!

Кавказский полковник в бурке и характерной папахе гордо вытягивается над остальными, обводя соседей орлиным взглядом, полным уничижающего прэзрэния. Словно говоря — что, мол, съели?..

— …Относительно же того, насколько быстро могут прибыть крупные японские подкрепления из Телина, господа… — Мищенко внимательным взглядом обводит собравшихся, и на короткий миг мы встречаемся глазами. — Думаю, не прибудут вовсе, или прибудут не так скоро… Хотите знать почему?

— Да!.. — неожиданно для самого себя выпаливаю я.

Взгляд генерала падает на меня.

— Телин должен быть атакован малым отрядом полковника Деникина не позднее, чем сегодняшней ночью…

Разорвись поблизости авиационная бомба — и то наверняка произвела бы меньшее впечатление. Слышны удивленные возгласы:

— Малым отрядом? Откуда?

— Ваше превосходительство, существует еще один отряд?!.

— То-то Антона Ивановича среди нас не видать… Думали, занедужил!

— Хитро, ваше превосходительство!

Сполна насладившись произведенным эффектом, Мищенко довольно продолжает:

— Конный отряд полковника Деникина выступил в поход днем позже нашего, в обстановке строжайшей тайны, с противоположной стороны от станции Сыпингай. По нашему уговору Антон Иванович должен оказаться в окрестностях Телина ближе к завтрашнему утру, господа… — Накручивая ус, командующий оглядывает ошарашенных офицеров. — Таким образом, ожидания врага должны быть полностью оправданны, надо полагать! Во время атаки нашим отрядом Мукдена, как вам уже известно, три маньчжурские армии переходят в генеральное наступление. Двадцать второго, в четыре утра!

— Браво, ваше превосходительство! Повоюем с японцем!

— Повоюем, господа! — Мищенко ловко спешивается. — Прошу господ командиров частей подойти для уточнения диспозиции. Не всех сразу, по очереди!.. — Голос генерала теряется в общем гомоне.

Эхо от хлопков далеких выстрелов меня уже почти не настораживает — за последние дни я успел свыкнуться с подобным и потому мирно покачиваюсь в такт Жанне. Несмотря на нарастающую пальбу, привычно думая о своем.

Все же меня многое удивляет в этом времени, и привыкнуть к некоторым моментам я не могу до сих пор. Действительно, представить, что огромному десятитысячному отряду возможно пройти по всему тылу противника? Если не считать небольшого деревенского гарнизона, не встретив никакого сопротивления? Подобное было невозможно уже в Великую Отечественную.

Подозреваю, что повсеместного разгильдяйства сполна хватает и в японской армии. Несмотря на всю якобы хваленую выучку и отзывы некоторых историков. Ошибочные, судя по тому, что наблюдаю здесь… Два часа назад отряд повернул на Мукден, к которому должен выйти сегодняшней ночью. Тем не менее японской армии нет как нет… Хотя осталось верст двадцать!

Привычный топот лошади посыльного от передовых нарушает общий ритм — так происходит всякий раз, когда дозорные натыкаются на хунхузов. Короткая перестрелка, после которой китайские бандюки быстро растворяются в ночи. Кажется, я начинаю ко всему привыкать…

Набег на Мукден уже не кажется чем-то страшным: вокруг меня собраны лучшие представители русской армии, возглавляемые лучшим военачальником этой войны. И даже предстоящее сегодняшней ночью сражение выглядит чем-то вполне безобидным, вроде атаки на деревню в самый первый день похода…

Отголоски далеких раскатов перебивают ружейную трескотню. Один, второй… Третий!

Адъютант генерала, поручик Соболев, с которым мы за последнее время немного сошлись, тревожно подымает голову:

— Артиллерия…

И тут же слышится голос Мищенко:

— Остановка! К бою товьсь… Сообщить по колонне! Артиллерию подтянуть!..

В возникшей суматохе ничего невозможно понять: раздаются чьи-то короткие приказы, топот копыт и непонятные крики. На меня из темноты едва не налетает кто-то. Выругавшись вполголоса, всадник пришпоривает лошадь, разъезжаясь со мной почти впритык.

Неожиданно слух улавливает непривычный звук. Напоминающий треск разрываемой ткани, причем где-то сверху, прямо над головой. Громкий крик ставит все на свои места:

— Шрапнель!..

— Частям рассредоточиться, екатеринодарцы на правый фланг… Донские полки с забайкальцами в центр, драгуны слева… Передовые сотни отозвать, усиленные дозоры в тыл и на фланги отряда!.. — невозмутимо диктует Мищенко кому-то. — Артиллерию разместить вон в той ложбине, обозы стянуть туда же…

Ружейная пальба впереди учащается, опять слышно, как вдали несколько раз бухают орудия.

Очередной посыльный лихо притормаживает у группы офицеров возле генерала. Тот, отвлекаясь, поворачивается к нему:

— Что у тебя?

— Урядник Первого Аргунского… — переводя дух, начинает тот.

— По делу, быстро!

— Ваше превосходительство, в деревне не меньше полка! Окопана по краям, артиллерия бьет из центра, за домами… — Урядник тяжело дышит, с надрывом втягивая воздух.