Моя борьба с табачным дурманом завершается наконец поражением последнего. И я окончательно прихожу в себя:
— Ваше превосходительство, разрешите просьбу?
— Наедине можете. — Павел Иванович задумчиво смотрит в глубину колодца. — Разрешаю.
— Хорошо. — Я облокачиваюсь рядом. — Павел Иванович, я поговорил с его превосходительством о предстоящем рейде… — Мищенко никак не реагирует, молча устремив взгляд вниз. — Так вот, он дал свое согласие!.. — Попытки заглянуть ему в лицо не несут успеха. — Возьмете?
Никакой реакции. Наконец, после минутного молчания, он поворачивается ко мне:
— А вы знаете, господин поручик… Посмотрите же туда… — кивает вниз.
Я удивленно наклоняю голову. Где-то в глубине, на расстоянии пяти-шести метров, тихо плещет вода… Видны даже, если всмотреться, наши лица, подернутые мелкой рябью.
— Говорят, что даже днем в колодце можно увидеть звезды, если позволяет погода… Можете разглядеть? — Отчего-то его голос звучит совсем грустно.
— Нет…
— И я не вижу. Хотя слыхал от стариков, и не раз… — Помолчав еще чуть-чуть, он распрямляется, оправляя мундир. — Говорите, желаете в рейд, господин поручик?
— Так точно, ваше превосходительство! — вытягиваюсь я.
— Выходим девятнадцатого в ночь. За три дня до основного наступления. Раз господин командующий разрешил — и я не против… Бывайте!
Неожиданно он резко и громко свистит. Через несколько секунд, когда адъютант уже передает ему поводья, оборачивается и едва слышно шепчет:
— Господин поручик, первый приказ: усиленно тренируйтесь в верховой езде! Пять дней вам на это!.. — Подмигивая, Мищенко ловко вскакивает на коня, с силой дав тому шенкелей.
Не видно ни зги — небо затянуто, ночь все еще где-то в середине своего пути. Покачивание в такт Жанне убаюкивает, и временами мне начинает казаться, что все вокруг является частью уютного, заманчивого сна. И ощущение огромной массы людей вокруг, и лошадиное ржание… Топот сотен пар копыт, скрип возов, чье-то перешептывание вполголоса…
Пламя от зажженной спички поблизости выхватывает из тьмы молодое лицо, быстро пропадая. Освещая время от времени красноватым отблеском уголька папиросы задумчивый профиль курящего. Зычный крик позади совсем не портит картины внутренней дремоты:
— Подтянуться, подтянуться!.. Не растягиваться!..
Слышно, как другой голос, совсем уже далеко, по цепочке подхватывает приказ. Затем вроде бы еще — совсем уже еле уловимо.
Сводный отряд генерала Мищенко выступил в полночь, из деревушки со сложнопроизносимым названием Сяозантай — опорного пункта русской армии на левом фланге сыпингайских позиций.
Выбор места, насколько я понимаю, был обусловлен несколькими факторами: двадцать верст от железной дороги, слабоохраняемая, по данным разведки, территория. Предыдущий же, майский набег начинался с правого фланга, ближе к территории Монголии.
У обеих противостоящих сторон нет единой, сплошной линии фронта, и обе имеют значительные бреши в таковой — чем и решил воспользоваться Павел Иванович, постаравшись миновать линию японских дозоров незаметно, под покровом короткой июньской ночи. То, что к утру мы будем обнаружены, не оставляет никаких сомнений, вопрос заключается в следующем: насколько сумеем углубиться в тыл японцам.
Я безбожно клюю носом и закрываю глаза, ослабив поводья: Жанна совсем не дура, несмотря на все бзики, и вряд ли выбьется из общего потока. А потому — можно чуть вздремнуть, воспользовавшись темнотой и покачиванием в седле. Вернувшись воспоминаниями к событиям последних дней…
Когда утром восемнадцатого я добрался наконец до сборного пункта — перед глазами открылся огромный бивак в несколько тысяч душ. Что-то жарящих, варящих, пекущих и сушащих на бесконечных, теряющихся за сопками кострах. Густой дым еще за несколько верст возвестил о том, что либо происходит извержение доселе невиданного маньчжурского вулкана, либо… Либо неподалеку готовится к набегу сборный отряд русской армии. Состоящий из самых безбашенных, боеспособных частей и вообще — сорвиголов первой марки. Тех, кого и принимал к себе так радушно Павел Иванович Мищенко.
Проезжая по деревне, я изумленно оглядываюсь: перемешавшись меж собой в единой массе, повсюду пестрят представители уральских, донских, кавказских казачьих полков… Насколько знаю, в поход выступают также два драгунских полка и четыре конно-горные батареи. Орудия которых видны — эти стоят особняком, на самом краю деревушки. Тачанки в количестве пяти повозок должны быть где-то тут, но незаметны среди множества телег. Помимо нового вида оружия — десять простых «максимов», которые Мищенко лично выбивал у скряги Линевича.
— Братец, где тут штаб командующего? — свешиваюсь я с седла к угрюмому пограничнику в папахе. Во всяком случае, зеленые погоны на черном кителе говорят о чем-то похожем.
— Тама, ваше благородие… — указывает тот на ветхую фанзу, возле которой «запарковано» несколько лошадей. Не меняя позы и даже не поднявшись до конца для приветствия, пограничник продолжает заниматься своими делами. То бишь любовно чистит «мосинку».
«Дисциплина тут так себе… Впрочем, может, я пока не в авторитете?.. — Направляю порядком подуставшую Жанну к коновязи. — Опять же форму сменил вроде на полевую…» — Спешиваясь, бросаю я поводья бородатому казаку.
