Глина, вода и огонь - [36]
Гончар взял ком глины из ямы, где она у него была припасена. Размял он тот ком, скатал из него шар и бросил на круг. И тронул он нижний круг ногой, и круг сам собою пошел кружиться, увлекая за собой и верхний круг тоже, все быстрее, будто смерч завертел его.
На беду, шах работы гончара, конечно, никогда не видел.
Что тут долго рассказывать — ладони гончара обняли шар, и завел он большие пальцы обеих рук в сердцевину шара, и под пальцами глина стала уходить вниз, образуя отверстие, превратился шар в круглый колодец для карликов.
Вдруг все увидели, как вздрогнула глина — будто пробуждалась от долгого сна. Ожил маленький колодец, стал расти. На глазах превратился он сначала в чашу, потом в крынку. Потом бока его стали круты, стенки тонки, вверх потянулось горло, и казалось всем, кто смотрел на это, что рвется живое тело из рук гончара, бьется в его ладонях, хочет взлететь. И стенки того кувшина становились то крутыми, то плавными, и видели люди, что дышит сырой кувшин.
— Колдовство! — закричал шах.
И придворные тоже сказали: колдовство.
— Это колдун, — роптали они, говоря друг другу. — Мы не видели, как он призвал духа, но неведомый дух вселился в мертвый кусок земли, и ожила земля! Разве руки человеческие могут совершить такое? Разве кто-нибудь из нас сможет такое сделать? Колдун, колдун! Казнить его!..
Придворным где было знать работу гончара! Кто из них когда-нибудь видел, как делают кувшин? Что тут спорить, что им рассказывать. Как говорили раньше:
…Одни говорят, что отрубили гончару голову. А другие говорят, что сожгли его на костре, в котором горели стволы деревьев, срубленных в священной роще.
Одни говорят, что умерла дочь шаха от горя через четыре года. А другие говорят, что смерть увела ее в тот же день, когда казнили юношу.
Говорят еще, что тот кувшин, который он подарил ей, шах приказал бросить с самой высокой башни, и разбился кувшин на тысячу осколков.
Но другие говорили, что кувшин упал в реку и остался цел.
Говорят еще, что попался он в сети рыбака, и рыбак принес его домой. А дома у него умирала жена от черной язвы, и не знал рыбак, доживет ли она до вечера. Тут забрел к нему дервиш — нищий бродячий мудрец и вылечил жену рыбака. И отдал ему рыбак в знак великой благодарности тот кувшин.
И дервиш, говорят, унес его с собой в своем мешке в другую страну, куда держал он путь свой. Да на границе напали на него нечестивые разбойники и хотели убить, но нашли в его мешке кувшин, и удивились его красоте, и стали спорить, кому владеть им, и забыли убить дервиша.
Многое еще говорили об этом деле, да я всего, что говорили, уже не помню.
Помню только, что через долгое время увидели кувшин на базаре; держал его в руках слепой грязный старик и просил за него столько, сколько стоил бы мед, который войдет в кувшин, говоря, что перед смертью хочет досыта вкусить меда.
Шел мимо богатый купеческий сын, увидел чудный кувшин и дал за него слепому столько монет, сколько в кувшин уместилось. Говорят, слепой на те деньги купил мешок ячменных лепешек, бочку меда и еще хватило, чтобы заплатить врачу, который вылечил его глаза, и он стал видеть.
Говорят также, что в тот базарный день сын купца подарил кувшин одной плясунье, которая не знала себе равных в пляске, в знак почтенного восхищения перед ее несравненным даром.
Плясунья же наполнила кувшин вином и отнесла его в подарок своему другу.
Друг ее был поэтом. Она тихонько играла ему на таре[121] — на круглой однострунной балалайке, а он пил вино и слушал, как поет жалобная струна, и рассматривал кувшин, подняв его к свету.
— Погляди, — говорил он, — что за дивные плоды граната нарисованы тут. Что за чудные листья и цветы! Мне кажется, что это не кувшин, а сочный плод, созревший на самом дереве жизни. О, дивный плод, таящий в себе мудрость природы, умение рук, творящих его, и вино, которое слаще сока любого плода.
И не странно ли, что он сделан из земли, на которую падает перезревший плод граната и точеный лист, увядающий зимою, и они смешались с землей и вошли в нее, обратившись в прах.
Кто же тот чудесный волшебник, который слепил его и расписал и своим умением возродил для нас сладость и совершенство животворящей природы?
И он запел стихи, которые сочинил в честь неизвестного мастера, пославшего ему из иных времен и иных стран свой привет вместе с этим кувшином.
Так он пел.
А звали его Омар Хайям[122], и был он великим персидским поэтом. Стихи его знают во всех странах мира, а значит, знают его и там, где когда-то жил шах, его бедная дочь и прекрасный юноша гончар.
Имя же гончара, который сделал тот замечательный кувшин на радость Омару Хайяму и на счастье всем, кроме него самого и девушки, которая его полюбила, — имя его забыто.
Старики, которые рассказывали мне эту печальную историю много лет назад, тоже не помнили его имени, и те, кто рассказывал им, не знали имени тоже.
Старики уходят, унося с собой свои сказания, уйду и я. Кто вспомнит после нас мастера, имя которого стерто временем и неверной памятью многих?
