Глина - [6]

Он подождал. Вздохнул.

— Что-то еще хочешь сказать? — повторяет. — Помни, Богу все ведомо.

— У меня были нечистые помыслы, святой отец.

— Вот как?

— Да, святой отец.

— Поступал ли ты в соответствии с этими помыслами?

— Что, святой отец? Что вы, святой отец!

— Вот и отлично. Что-то еще?

— Нет, святой отец.

— Сожалеешь ли ты о своих прегрешениях?

Я помедлил, задумался. Мелькнула мысль о горьком, заманчивом вкусе сигарет. Подумал про Норин — прошлым летом я видел, как она лежит у Джорди в саду.

— Ну что? — не отступал священник.

— Да, святой отец. Безусловно, святой отец.

Я увидел, как рука его движется на фоне лица — он отпускает мне грехи.

— Грехи твои прощены, — говорит. — Пять раз прочитай «Аве, Мария» и «Отче наш» и обещай, что не станешь грешить.

— Да, святой отец. Обещаю, святой отец.

— И тырить вино для причастия больше ни-ни.

— Да, святой отец.

— И сигареты у отца тоже.

— Да, святой отец.

— А теперь иди с миром, люби Господа и служи Ему.

Я вышел из исповедальни в тускло освещенную церковь. Встал на колени у алтарной преграды, произнес покаянную молитву. Бормотание другого кающегося тихо отскакивало от стен.

— И избави нас от лукавого, — закончил я и чуть не бегом на вечернюю улицу.

Джорди уже исповедался. Он ждал меня снаружи. Зажег пару сигарет, и мы выдохнули в воздух по длинному языку дыма.

— Круто чувствовать себя святым, да? — спрашивает.

— Угу, — отвечаю. Воздел руки к небесам. — Слава Ему!

Мы рассмеялись и быстро зашагали прочь, давая друг другу тумаки, а потом просто сцепились прямо на улице, не выпуская сигарет изо рта. Из «Срединного дома» вышел какой-то дядька и едва в нас не впилился.

— Эй, пацаны, — буркнул. — Вы чего тут дурачитесь?

— Отвали, — сказал Джорди.

— Угу, — говорю. — Отвали, рыборожий.

Тут мы как рванем, а он вдогонку, но быстро отстал. Мы перебежали площадь, потом остановились, а я все ору и ору:

— Рыборожий! Рыборожий! Ха-ха-ха-ха-ха!

Прижал руки ко рту:

— Я ведь обещал больше этого не говорить. И обещал не курить.

— А то я нет, — говорит Джорди.

Мы оба заржали.

— Через неделю снова пойдем на исповедь, — говорю.

— Угу, — кивает Джорди. — И уж тогда точно будем вести себя хорошо.

— Рыборожий! — орем. — Рыборожий! Рыборожий! А потом мы успокоились и пошли дальше, и Джорди рассказал мне кое-что новенькое про Стивена Роуза.

8

— Не сам он ушел, — говорит.

— Чего?

— Из Беннет-колледжа. Из семинарии. Он не сам ушел. Его выперли.

— Кто это сказал?

— Дядя Джо.

— А, твой дядя Джо?

— Знаю, но не такой он тупой, как кажется. Он в Коламба-клубе встретил одного типа, который ему все рассказал. Говорят, Стивен Роуз дурно влиял на других. Говорят, там вышла какая-то история про поклонение дьяволу. Черные мессы и всякая такая хренотень. «Отче наш» читали с конца, кресты переворачивали, черные свечи и всякая такая хренотень.

— Ни фига себе. Как же там такое позволили-то?

— Так вот и не позволили. Выперли его мигом.

— Да они же там спят в общих спальнях, и священники с них глаз не сводят ни днем ни ночью. Помнишь, видели, когда с ними в футбол играли.

— Да ладно, Дейви, если тебе чего нужно, способ всегда найдется. Сам знаешь.

— Ну, может быть.

— Пара пацанов из Сандерленда от этой истории с катушек слетели.

— Из Сандерленда? Ну, этим так и надо.

— Ха-ха. Им пришлось капитально вправлять мозги. А теперь они в какой-то специальной шараге в Риме, их монашки выхаживают.

Я затянулся и обдумал его слова.

— Экзорцизм там устраивали и всякую такую хренотень, — Джорди гнет свое. — Слушай, но ты же не веришь в эту чушь?

— В какую чушь?

— Дьявола, экзорцизм и всякую такую хренотень.

— Но если ты веришь во все остальное…

— Типа?

— Типа в Бога, в благодать. Тогда, наверное, хочешь не хочешь, а в дьявола и зло тоже верить приходится.

— Это если ты вообще во что-то веришь. — Он упер руки в бока, закинул голову, поджал губы. — Ты чего, хочешь сказать, что ни во что не веришь? — спрашивает.

А я плечами пожимаю:

— Может, и не верю. Может, все эти байки — чушь от начала до конца. Выдумки, вранье — просто сказки.

Я отбросил окурок.

— Во бред, — говорит Джорди. — Тогда выходит, что вообще ничего нет, а как такое может быть?

— Не знаю.

— Вот именно. Ты вокруг посмотри. — Он пнул ногой дерево. — Ты хочешь сказать, что это дерево возникло из ничего? Земля, небо и Солнечная система тоже, на хрен, из ничего? — И как ткнет меня пальцем в грудь. — Может, еще скажешь, что и ты возник из ничего?

— Не знаю.

— Не знаешь? Хрень полную не неси.

Я снова пожал плечами. И мы пошли дальше по тихим улицам.

— Ну ладно, — говорю. — Если он там навел такого шухера, как они могли позволить ему приехать сюда, да еще поселиться у такой дурки, как наша Мэри?

— А, это уже другая история. Его сюда послали, потому что тут отец О’Махони. По их понятиям, он разбирается в пацанах, умеет им вправить головы. Не замечал? Он из Дуркиного дома не вылезает.

— Ну не знаю…

— Вот почему Стивена в школу не отдали. Не хотят, чтобы он на нас дурно влиял. А с Дурковатой Мэри и вообще все ясно. Они, видимо, решили: у нее и так мозги набекрень, уж ее он точно дальше не испортит. — Джорди рассмеялся. — Так вроде все складывается, да? — И потряс головой. — Невинный ты, как ягненочек, Дейви, — говорит. — Вот с тобой какая беда. Тебе кажется, все вокруг хорошо и все вокруг хорошие. Наивный ты парень.