Глина - [31]

— Первый вопрос, — говорит сержант Фокс. — Ты знал этого погибшего парня?

— Немного, — шепчу.

— Говори громче, Дейви, — велела мама.

— Да, — говорю.

Дрожу весь. И вой внутри.

— Отлично, — говорит сержант Фокс. — Пойдем дальше. И что ты о нем знал?

— В смысле?

— Ну, что он был за парень. Чем занимался. Ну… интересы, все такое.

— Так сказать, внутренняя жизнь, — вставил участковый Граунд.

Я плечами пожал:

— Не знаю.

— Мой сын с ним не водился, — говорит папа.

— Вот как? — говорит сержант Фокс.

— Да, — говорю. — Я…

— Ты — что? — говорит сержант Фокс.

— Я его боялся, — говорю.

Оба что-то пишут в блокнотах.

— И когда ты его видел в последний раз? — спрашивает сержант Фокс.

Я стал припоминать.

— В пятницу. После уроков. Возле «Лебедя». Он…

— Пьян был? — спрашивает участковый Граунд.

Я кивнул. Они вздохнули, головой качают. Знают уже. Он часто бывал пьян. О чем-то с родителями пошептались, потом снова ко мне.

— Он к тебе вязался? — спрашивает участковый Граунд.

— Случалось.

— Поэтому сын с ним и не водился, — говорит папа.

— Верно, — кивает сержант Фокс. — Мы уже пообщались с твоим приятелем Джорди Крэгсом. Он нам обрисовал положение.

— Так, — говорит сержант Фокс.

Пролистал свои записи. Я так и жду: сейчас меня выведут на чистую воду, начнут расспрашивать, что произошло вчера ночью в пещере, заговорят про истукана, будут выяснять, что я знаю про пса. Ничего такого.

— Печальная история, — говорит сержант.

И в глаза мне смотрит.

— Еще что-нибудь хочешь нам сказать? — говорит.

— Какие-нибудь важные цифры или факты? — говорит участковый Граунд.

— Нет, — говорю.

— Ты в голову-то не бери, — говорит. — Бывает такое. Постепенно забудется. Это вообще такая часть…

— Взросления, — говорит участковый Граунд.

Папа их до двери проводил. Слышу, говорит, что я мальчик чувствительный, но скоро оправлюсь.

Мама меня обняла.

— Пошлем цветы матери Чарли, — говорит.

И дрожит вся.

— Да минует меня чаша сия, — говорит.

39

В ту ночь я проснулся, и меня будто потянуло к окну. Отдернул занавеску, вижу монстра. Вон он, на улице. Стоит под фонарем, на меня таращится. Огромный, огромная темная тень. Я знаю: хочет, чтобы я к нему вышел. Чтобы я с ним поговорил. В ушах звучит его голос:

«Ты сотворил меня, повелитель. Я — твой!»

— Убирайся! — шепчу. — Не нужен ты мне.

Стоит, не шелохнется.

«Что для тебя сделать, повелитель?»

— Ничего! Проваливай! Стань опять комом глины!

Он голову опустил и медленно пошел прочь, из света под фонарем во тьму.

— И не возвращайся! — шепчу. — Прыгни обратно в глинистый пруд. Убирайся и сдохни!

40

На следующее утро смотрю — Джорди ждет меня у ворот школы. И вид у него такой, будто между нами ничего не было, будто мы и не дрались вовсе. Схватил меня, облапил.

— Сбылась мечта, обалдеть! — говорит.

Я отодвинулся. Он ухмыляется.

— Знаю, — говорит. — Знаю. Жуткое дело, и жизнь у него была жуткая, и всякая такая фигня, но он все равно был распоследняя сволочь.

— Правда? — говорю.

— Да ладно тебе, чувак. Ты что, совсем ни капельки не обрадовался, когда услышал?

— Нет.

— Нет? Точно? Мы ж с тобой еще когда порешили: мир без него станет только лучше. Даже Штырь со Скиннером довольны — правда, пока не сознались.

— А ты откуда знаешь?

— Видел их вчера. По ним ясно было. Морды всё в улыбке расползались. Кстати, это они его нашли. Собирались встретиться у каменоломни вчера рано утром и дождаться нас — устроить засаду. Череп, похоже, пришел первым, еще до свету, и сорвался с края.

Идем через двор. Джорди вдыхает поглубже, поворачивает лицо к яркому небу.

— Мир совсем другим стал! — Сказал — и встал как вкопанный. — А ты ведь знаешь, что из этого может выйти, Дейви. Знаешь, да?

— Что?

— Может, на этом все распри вообще прекратятся. Штырь и Скиннер станут нашими приятелями. Перемирие превратится в настоящий мир. Война между Пелау и Феллингом закончится навсегда. Уйдет в прошлое. И все потому, что один парень взял и помер. Неплохо, да?

Я дальше иду. Он нагнал меня, смеется:

— Хотя, впрочем, я пока не понял, хочу этого или нет! — А как входили внутрь, он сжал кулаки. — Есть! Сбылась мечта, черт возьми!

41

Последний урок, Трёп опять молотит языком. Глина, творчество, носится по классу, то глаза закроет, то уставится в небо, а вокруг мармеладки и глиняные шарики так и летают.

— Можно зайти слишком далеко, — прерываю я его на полуфразе.

Он уставился на меня, моргает:

— Прости, Дейви?

— Можно зайти слишком далеко. Сотворить такое, что не расхлебаешь.

Он подошел к моей парте, нагнулся надо мной — страшно довольный.

— Например, Дейви?

— Ну… — Смотрю в парту. Путаюсь в мыслях, в словах. — Иногда мы создаем такие вещи…

— Какие? — подсказывает.

— Мы иногда создаем вещи, способные… уничтожать.

— Вот именно! — Ткнул пальцем в небо, двинул дальше. — Кое-что — и даже многое — из того, что мы создаем, способно уничтожать!

Обвел класс глазами, вглядывается в лица.

— Например… — говорит.

— Пушки, — отвечают.

— Пули, — отвечают.

— Яды.

— Нервно-паралитический газ.

— Бомбы.

— Ядерная бомба.

— Вообще война.

— Вот именно! — говорит Трёп. — Вот именно! Вот именно! Вот именно!

Глаза прикрыл. Постучал себя по лбу. Понятно, сейчас изречет что-то страшно умное.