Гленлионская невеста - [23]

– Или вы скрываете какой-то более серьезный грех, Дженет? – Рука протянулась и слегка хлопнула по ее юбке. – Вы ведь просто-напросто распутница, да, Дженет? – Эти слова была произнесены таким приятным голосом, что их значение не сразу дошло до Дженет. – Все это время? Вы были распутницей все это время? – Холодное презрение проникало до самых костей. Ужас заключался в том, что нечем было защищаться от таких слов, нечем было смягчить презрение Харриет. Дженет в общем-то нечего было сказать. Она виновата во всем, в чем ее обвиняет Харриет. Что еще хуже – она согрешила с тем, кто скоро станет мужем Харриет. Она погубила себя. Да, то была великолепная ночь, но ведь в ушах у нее раздавался голос давно покойной матери, твердившей об осторожности и приличии. Не сказалась ли ее шотландская натура в том, что она пренебрегла этим голосом? Или то было безудержное любопытство или просто беспечность?

– Оставь ее в покое, Харриет.

Голос Джереми подействовал, как ни странно, утешительно. Голос этот звучал на редкость твердо, даже возмущенно. Дженет открыла глаза и села. Она обратила взгляд на Джереми, который стоял в открытых дверях, точно защищая ее от презрения сестры.

– Ничего страшного, Джереми. – Дженет перекинула ноги через край кровати и отбросила волосы с лица.

У нее нет времени на горе. Ей нужно подумать о своем будущем. Впервые после того, как Харриет сообщила ей эту новость, Дженет обрадовалась, что не поедет в Шотландию.

Было бы невыносимо видеть Лахлана ежедневно, зная при этом, что он принадлежит другой.

Но нужно пережить это мгновение. Собраться с силами и пережить.

Харриет смотрела то на нее, то на Джереми, точно терьер, унюхавший раненую крысу.

– Что здесь происходит, брат?

– Дженет была со мной, Харриет, а большего тебе и знать ни к чему.

Вероятно, в другое время выражение, появившееся на лице Харриет, можно было счесть забавным. Но не сейчас. Дженет хотелось одного – оказаться как можно дальше отсюда, от всего, что напоминает о Лахлане, от зрелища его будущей жены.

Дженет встала и, пройдя мимо Харриет, подошла к Джереми. Приподнялась на цыпочки и легко поцеловала его в щеку.

– Спасибо, – прошептала она, – спасибо за вашу доброту. Но теперь это уже не имеет значения.

– Имеет – для меня, – возразил он, не сводя с нее глаз. – Вам нужен защитник.

– Ей нужно, чтобы ее выгнали из этого дома, потому что она шлюха.

– Нет, – сказал Джереми, становясь между сестрой и Дженет. Он холодно посмотрел на сестру. – Ты не поняла, Харриет. – Он повернулся к Дженет и улыбнулся. – Я просил Дженет быть моей женой, и она согласилась.

Глава 13

– Ее здесь нет? Что вы хотите этим сказать? – спросил Лахлан. – И где она может быть?

Человек, открывший ему дверь, был молод и одет в ливрею, что явно придавало ему важности в собственных глазах. Вероятно, поэтому он смотрел на Лахлана свысока. Или, возможно, это было как-то связано с тем, что от Лахлана снова попахивало ячменем. Взрыв был очень сильный, но результат оказался все таким же неутешительным. И вместо того чтобы терять время на купание в озере, Лахлан сел на свежую лошадь и пустился в путь – к Дженет.

За свою жизнь он проехал верхом много миль, он часто ездил в Англию, совершал приграничные набеги и приезжал три раза ночью к Дженет, но это путешествие оказалось самым трудным из всех. Это никак не было связано с тем, что Лахлан устал, что был вымотан до последней крайности. Важно, что он чувствовал себя полным идиотом. В ту минуту, когда Дженет сказала ему, кто она такая, ему следовало схватить ее в объятия и бежать с ней через границу. Но он этого не сделал, и эта глупость обойдется ему недешево – придется объясняться. Он уже придумал, что скажет ей, решил, что сейчас будет вынужден немного поступиться своей гордостью. Он не думал, что она облегчит ему задачу; скорее всего она не поймет, что его сбило с толку ее признание и внезапная мысль о том, что он уже не сможет спасти свой клан. Лахлан представлял себе всевозможные способы, какими сумеет заставить ее простить его, но никак не думал, что ее не окажется дома.

Слуга попятился, собравшись захлопнуть дверь прямо перед его носом. Лахлан в этом не сомневался. Он схватил слугу за воротник, приподняв немного над землей. Но Лахлану понравилось не его побледневшее лицо, а то, что в глазах, только что полных презрения, мелькнул настоящий ужас.

Лахлан широко усмехнулся, показав все свои ярко-белые зубы:

– Теперь память твоя несколько освежилась, да, парень? Может, теперь ты скажешь, куда она уехала?

Лакей что-то залопотал, зато за спиной у него ответил с готовностью женский голос:

– Она уехала – и это все, что вам нужно знать.

Лахлан обернулся. В дверях стояла женщина в синем платье, волосы ее, заплетенные в косы, были уложены как корона. Ни одна прядь не выбивалась из прически. Руки были сложены на груди, она смотрела на него без всякого выражения. Он опустил лакея на землю. Она жестом велела слуге уйти.

Лахлан за свою жизнь повидал много красивых женщин. Эта была привлекательна, решил он, но прежде всего ему пришло в голову, что она слишком владеет собой. Никаких движений души нельзя было прочесть в ее мягких голубых глазах. Когда она улыбнулась, между пухлыми губами возникла всего лишь узкая щель – не более. Он подумал, что она, возможно, не любит свою красоту, что она видит проклятие там, где другие женщины видели бы дар Божий.