Глеб Белозерский - [11]

Шрифт
Интервал

- Пусть будет по-твоему, владыка, - согласилась Марья Михайловна.


Глава 3. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОСТОВ


Небольшой обоз владыки Кирилла двигался вниз по Шексне, все еще скованной льдом, хотя лед становился ноздреватым, рыхлым. А по середине реки кое-где образовывались полыньи. Стояла середина марта, погода была солнечная, хотя еще и прохладная.

Обоз прижимался к кромке берега, подальше от опасных, зловеще чернеющих пятен. Так беспрепятственно вышли к Волге, не встретив нигде ханских людей. По левому берегу Волги поднялись вверх, до впадения в нее Мологи. Добрались наконец до злополучного поля, где две недели тому назад произошла Ситская битва. О приближении места недавней битвы давал о себе знать смрадный запах. Ощутив его, кони тревожно заржали.

Не то чтобы многолюдно было на поле. Но десятка два-три людей, мужчины и женщины, собирали трупы русских воинов, чтобы предать их земле по православному обычаю. Распоряжался всем этим молодой рыжебородый священник. Полы его рясы были подоткнуты за ремень. Заметив приближающийся обоз, он подошел к саням ростовского владыки, спросил пытливо:

- Чьи будете, божий страннички?

- Ростовский владыка с моими людьми, - сдержанно ответил Кирилл.

- Прости, батюшка… Не признал сразу. Благослови на доброе дело, - ответил священник, прикладываясь к протянутой руке владыки.

- Ты-то кто будешь? Назвался бы, - сурово спросил Кирилл.

- Отец Агафоник я, настоятель храма апостолов Петра и Павла из ближайшего села. От храма моего родного одно пепелище осталось, как и от моего жилища.

- Сочувствую тебе, пастырь.

- Вот собрал прихожан, которые в лесу попрятались. Предадим убиенных земле и совершим заупокойную молитву по всем христианским правилам.

- Бог тебе в помощь, отец Агафоник. Святое дело творите.

- Спасибо за доброе слово, владыка.

- Хотел бы еще спросить тебя, добрый пастырь… Увезли ли останки павших в бою князей для достойного погребения?

- Ярославского Всеволода-Ивана легко отыскали по княжескому стягу, что лежал рядом с телом. Должно быть, сын покойного приехал за телом отца?

- Расскажи, пастырь, поподробнее, как отыскался князь Всеволод-Иван. Ведь Ярославль входит в мою епархию.

- Видать, проклятые бусурмане сшибли князя с коня. А вслед за ним пал и конь, придавив всей тяжестью беднягу. А сверху навалились грудой и другие убитые. Может быть, князь Всеволод на первых порах был еще жив, да раздавила его эта груда. А люди из града Владимира, боярин со свитой и два монаха, прибыли за телом князя Юрия дня два назад. Искали по всему полю, никак не могли найти.

- Почему же не могли?

- Надругались бусурмане над телом несчастного, мародерствовали. Сняли с него сапоги, доспехи, княжеское одеяние.

- Нашли и опознали все же князя Юрия?

- Опять помог княжеский стяг. Нашли его брошенным возле горы трупов. Значит, решили и покойный князь здесь. Опознали его по маленькой примете: на левой руке у князя не хватало указательного пальца. В детстве играл с ручным медвежонком и по неосторожности лишился пальца. Откусил его медвежонок.

- Ты не слышал, отец Агафоник, что случилось с главным собором во Владимире? До меня доходили смутные слухи…

- Беда случилась великая с Успенским собором. Ох, какая беда, - горестно кивнул священник. - Рассказал мне об этом владимирский боярин, что приезжал за телом князя Юрия. В соборе укрылись многие жители города, именитые люди, княжеская семья и владыка Митрофан с духовенством. Батыевы люди подожгли собор и ворвались внутрь, когда собор был в огне. Многие люди, укрывавшиеся в его стенах, задохнулись от дыма. Других бусурмане порубили мечами. Погиб и владыка Митрофан.

- Царство ему небесное, - скорбно произнес Кирилл и перекрестился.

- - Надеялся владыка, что недруги не тронут храма, уважат право убежища, да горько ошибся.

- А что же порубленных бусурман не видно на поле боя? - скорбно помолчав, спросил Кирилл отца Агафоника.

- Перед выходом в поход Батый приказал своему войску собрать воедино всех павших своих воинов и насыпать на сим месте курган. Видишь, владыка?

- Как не видеть. Велик курган.

- Так ведь и бусурман полегло под ударами русских мечей немало.

Владыка Кирилл заговорил о другом и стал расспрашивать священника, как питаются его люди.

- Скудно питаемся, - ответил отец Агафоник. - Ловим рыбку в проруби, стреляем куропаток. У нас есть меткие лучники. Не брезгуем и прошлогодней клюквой, собранной на болоте. Ведь все наши закрома недруги опустошили, ничего нам не оставили.

Епископ распорядился, чтобы его служки принесли с саней пару мешков ржаной муки.

- Не взыщи, добрый пастырь, за сей скромный дар. Держим путь налегке, с малым грузом. Пусть твои люди возьмут мучицу и поедят хлебушка.

- Как мне ответить на щедрость твою, владыка?

- Не надо никаких слов. Забирай мучицу и иди трудись… Маленький обоз углубился в Шеринский лес. Григорий Меркурьев уверенно показывал дорогу. Вот и большая поляна, на которой еще недавно располагалась ханская ставка, стояли шатры самого Батыя и его ближайших родичей. Снимаясь с насиженного места и отправляясь в поход, ханские люди оставили на поляне много всякого мусора: черепки битой посуды, объедки, нечистоты. Какой-то ханский стражник, видать, второпях позабыл круглый медный щит, разукрашенный нехитрым узором.


Еще от автора Лев Михайлович Демин
Михаил Черниговский

Сын черниговского князя Всеволода Святославича, канонизированный Русской православной церковью, занимает особое место в отечественной истории. После установления на Руси монголо-татарского ига он прибыл в ставку хана Батыя для получения ярлыка на княжение. За отказ поклониться монгольским языческим святыням Михаил Всеволодович вместе с ближними боярами после жестоких мучений был казнён.


С мольбертом по земному шару

Эта книга об одном из интереснейших людей России конца XIX — начала XX в. — В. В. Верещагине, который по стечению обстоятельств больше известен как замечательный художник, чем тонкий, наблюдательный путешественник, писатель и публицист. Наблюдая жизнь других народов, изучая их культуру и искусство, В. В. Верещагин собрал богатейшую информацию по страноведению и этнографии. Яркие, тонкие впечатления художника легли в основу не только его картин, но и путевых заметок и очерков. Книга знакомит с жизнью, творчеством и путешествиями этого замечательного человека.Для широкого круга читателей.


Хабаров. Амурский землепроходец

Новый роман писателя-историка Л. Дёмина рассказывает о жизни и судьбе знаменитого российского землепроходца Ерофея Павловича Хабарова (?—1671).


Семен Дежнев

О подвигах замечательных первопроходцев — Семена Дежнева и его товарищей, обогнувших в 1648 году восточную оконечность Азиатского материка и впервые проложивших путь из Северного Ледовитого океана в Тихий, рассказывает книга писателя и ученого Л. М. Демина. В основу книги положены подлинные архивные документы и научные исследования русских и советских ученых. Издание рассчитано на массового читателя.


Каторжник император. Беньовский

Роман Л. Дёмина, посвящённый жизни известного авантюриста XVIII века Мориса Августа Беньовского (де Бенёва), увлекательно рассказывает о многочисленных приключениях этого самозваного барона. Метания героя по свету, встречи со многими историческими деятелями позволяют читателю окунуться в атмосферу далёкой эпохи.


Семен Дежнев — первопроходец

О жизни прославленного русского землепроходца Семёна Ивановича Дежнёва (ок. 1605—1673), открывшего пролив между Азией и Америкой, рассказывает новый роман писателя-историка Л. М. Дёмина.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.