Глазами волка - [64]

Анасагор уже натаскал пресной воды. Лик заметил, что с тех пор, как он стал вожаком, всё больше вещей делали за него. Это было и приятно, и неудобно.

Лик сбросил повязку и с опаской погрузился в воду. Вдруг на дне лягушка или змея? Никогда не уверен, что происходит у тебя за спиной.

Но с водой было всё хорошо. Никаких сюрпризов, холодная и приятная, как в ручье. Лик вымылся и вылез обратно. Он чувствовал себя, так словно родился заново.

После купания даже шагать было легче. В голове была удивительная ясность. С моря тянуло утренним ветром, так что Лик чувствовал озноб — то это только добавляло бодрости и отвлекало от мыслей от битвы.

Маэс шёл рядом. Он был по-прежнему возбуждён.

— Ты что-то задумал. Задумал, да?— Маэс то забегал вперёд, то размахивал руками,— Ты собираешься схитрить с метаморфозой? Выйти против него голым, как древние герои, а потом перекинуться?

— Нет,— Лик не смотрел в его сторону.

— Ты пойми, это единственный шанс…

— Он этого от меня и ждёт.

Они спускались по тому же пути, что и вчера. Лик машинально смотрел по-сторонам, но не замечал в сумрачной долине ничего опасного или хотя бы нового.

Мысли уходили куда-то сторону. Он вдруг задумался о статуях, что видел в городе и о том. как меняет человека одежда. Гераклейцы ваяют героев обнажёнными. Даже статуи, что изготовили для Новой Столицы, были мускулистыми и в лёгких южных плащак — старики шутили, что такие скульптуры больше похожи на военные трофеи. Обычные скифы, особенно энареи, закутывались и растили бороду, чтобы отличаться от терионов.

А энареи даже летом не снимали накидок, обшитых гиперборейским мехом. Сейчас Лик понимал, зачем. Если энарея раздеть, получится всё тот же скиф, только безбородый. А если ты всё тот же, тебя сразу перестанут бояться.

Может быть, древние герои и правда были терионами? Их львиные шкуры и волчьи попоны — они неспроста. И киммерийцы Конан в известном сказании называл своих бойцов волками...

Лик решил, что додумает эту мысль потом. Если останется жив.

— Слушай, давай поменяемся, пока не поздно,— не выдержал Маэс,— они нас всё равно не видели. Я много раз сражался, у меня опыт...

— Но у тебя нет плана.

— Да какой тут план! Полоснуть по руке, а потом в шею. Он старше, неповоротливей. Если что, я потом скажу, что это ты его убил.

Лик остановился и помолчал, глядя на могучую Луну, словно собирался прочесть на ней её волю. Потом сказал:

— Когда меня убьют, убей их обоих. И принеси нам в лагерь их головы.

Маэс засиял и улыбнулся. Его рука погладила рукоять ножа за поясном — того самого, которым Лик чистил посох.

Едва ли он верил в успех такой хитрости, но новая роль ему льстила.

У подножья двухголовой горы, возле едва заметного спуска к воде, покачивалась лёгкая лодка из шкур. Там сидела женщина с длинными, тронутыми сединой волосами и в хитоне из пурпурной ткани, обшитой по краю шкурами сусликов. Лик пригляделся и догадался — это был парадный наряд энарея, как его бы сшили для женщины в бедной таврийской деревушке, где богатство бывает только награбленное.

— Желаю вам всякого здравия,— Лик вспомнил старинное приветствие,— А где же мой противник?

— Он уже на месте.

Это было плохо. Противник изучал поле боя, а Лик пока туда даже не добрался.

— Скажите,— осведомился он, кивая на весло,— а зачем вам эта лопата?

— Этой шутке несколько столетий,— женщина хмурилась,— Не изображай, пожалуйста, простака, который первый раз в жизни море увидел. У тебя, вожак, не получится.

— С чего вы взяли, что я вожак?

— Потому что у тебя жезл.

— А это его жезл,— Лик протянул жезл Маэсу.

— Вот потому ты и вожак,— заметила женщина,— Ты можешь отдать свой жезл кому угодно. А вот он взять твой жезл без спроса — не может. Иди наверх. Хватит разговаривать.

Сейчас, у подножья горы, Лик ощущал, что вся подготовка к битве была большим ритуалом. В этом ритуале было много нелепых церемоний, а ещё — привкус смертельной опасности. И именно этот привкус делал ритуал священным.

Лик не верил богам, которые не пьют крови.

Он поднимался по тропе, не замечая времени. Каждый встречный камень пытался его обмануть — он казался очень, невероятно важным — хотя всё по-настоящему важное было на вершине. Один раз невриец бросил взгляд вниз, и разглядел, как, у подножья вышагивает возбуждённый и всклокоченный Маэс.

Лучше бы он прикинул, как незаметно подкрасться к женщине. Может быть, вплавь? Лик подумал, а потом снова сосредоточился на дыхании и подъёме. Если он победит, то подкрадываться будет не надо. А если проиграет — шансов у Маэса слишком мало.

Не больше, чем шанс выбросить комбинацию Фагимасада одним броском игральных костей...

Противник уже ждал. Он был среднего роста, с серым суровым лицом и выгоревшими, когда-то рыжими волосами. Ещё не старый, крепкий мужчина в одежде из нарочито грубых волчьих шкур. В руке — уже обнажённый акинак, тот самый, про который говорила Агра.

Если бы Лик встретил его на улице Новой Столицы, то не обратил бы внимания.

Вождь тавров не произносил ни одного слова. А до этого говорил, но сам не показался. Почему-то не удавалось совместить тот голос с этим человеком. Может, говорил кто-то другой, а потом просто послал вместо себя лучшего бойца?