Глазами пришельца - [126]

— Выходит, не вам, а парню повезло, — хмыкнул Родион.

Впереди вдруг что-то проскрипело, и вновь навалилась гнетущая тишина.

— Что это? — прошептал Андрей Андреевич.

— Фараон, — процедил сквозь зубы Родион. — Надоело на спине лежать, вот и ворочается.

— Как чувствовал, — запричитал Андрей Андреевич. — Сам себе говорил…

— Если бы говорили, то сейчас здесь не мы, а учёные были бы, — перебил Родион.

— А я хотел! Каждый день собирался. Но всегда откладывал. Боялся жизнь себе усложнить.

— Тише! Зверя разбудите! — перешёл на шепот Родион.

— Какого зверя?

— Обыкновенного. По запаху похоже, мы в берлогу попали.

— Так ведь… гробница…

— Насчёт фараона я пошутил. Откуда у нас в Сибири фараоны?

— Давайте вернёмся? Меня всего трясёт и чувство такое, будто кто-то прямо в лицо дышит.

— У меня такое же чувство, — признался Родион. — Но отступать некуда. Одна дорога — вперёд. Как у того паровоза.

— У какого паровоза?

— Из песни. «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка». Где-то у нас остановка будет? Хоть бы огонёк какой! — вдруг Родион резко остановился. — Кажется, пришли.

— Куда? — Андрей Андреевич врезался в его спину.

— В никуда. Стена путь перегораживает. Гладкая какая. Будто полировал кто, — и Родион, чтобы представить размеры препятствия, провёл рукой по стене сверху вниз, а потом слева направо, тем самым непроизвольно нарисовав невидимый крест. Что-то мягко загудело, земля под ногами дрогнула, и стена откатилась в сторону. В глаза ударил рассеянный свет, какой обнимает землю в ненастные дни. Перед заблудшими открылось огромное помещение, полукругом убегающее от входа в необъятно-зеркальную даль. Разогнаться взгляду мешали многочисленные толстые полупрозрачные колонны, внутри которых были замурованы странные существа.

— Что это? — растерянно прошептал Андрей Андреевич.

— Сейчас узнаем, — угрюмо пообещал Родион и сделал несколько шагов к ближайшей колонне, внутри которой затаился большой и когтистый монстр.

— Он живой! — завопил Андрей Андреевич, в панике схватив своего молодого товарища за руку.

Родион заворожено смотрел на расширившиеся зрачки чудовища, не понимая, кажется ему это, или монстр начинает оживать. А Андрей Андреевич уже тянул назад к чёрному проёму в стене. И вовремя. Проход начал закрываться чёрной полированной плитой. Родион стряхнул оцепенение и, подхватив худосочного соседа, в последнее мгновение выпрыгнул в темноту.

— Оно осталось там? — заикаясь, пролепетал Андрей Андреевич.

— Кажется, — рассеяно ответил Родион, для которого мир вновь сжался до размеров собственного тела. — Если бы выскочило следом, то уже загрызло бы и разорвало своими когтями.

— А что это было? — свистящим шёпотом спросил Андрей Андреевич.

— Не знаю, и знать не хочу! — резко ответил Родион. — Мы, наверное, не в ту сторону пошли. Будем возвращаться.

Путь назад был нескончаемо долгим. Сколько они шли по таинственному тоннелю? Час, два? Родион впервые пожалел, что у него на часах несветящийся циферблат. Первым, не выдержав похода, остановился и опустился на дно пещеры Андрей Андреевич.

— Если эта дорога куда-нибудь и ведёт, то мне её не осилить, — простонал он. — Не могу больше идти.

— Передохнём, — согласился Родион и тоже опустился на землю. Бедная Люба. Она его сегодня точно не дождётся. А почему она бедная? Это он бедный! Может лишиться счастья, потерять такую девушку! Сердце заныло. Как он будет жить без неё? Без этих наивных упрёков, без этих выразительных глаз? Как часто был к ней невнимателен, а порою даже груб. Выбраться бы отсюда! Каждый сантиметр её тела покрыл бы поцелуями! Каждое её слово воспринимал бы как закон!

— Извини, что втравил тебя в эту историю, — прервал мысли Андрей Андреевич. — Я-то своё уже пожил. И так жить, как сейчас живу, никому не пожелаю. Долгий путь к смерти. И про лифт никому не сказал только потому, что он внес какое-то разнообразие в мою жизнь. Пробудил интерес. А вот тебя искренне жаль.

— Не надо меня преждевременно хоронить, — устало сказал Родион. — Я ещё хочу узнать, что там впереди. И вообще, сам виноват, что очутился здесь. Вечно меня куда-то тянет. Счастье рядом ходит, а я за горизонт поглядываю.

— Да, у тебя было трудное детство, — вздохнул Андрей Андреевич.

— Это почему же? — удивился Родион.

— Сколько тебя помню, всё время один, — пожал плечами Андрей Андреевич, словно его собеседник мог увидеть этот жест. — Отец на работе, мать на работе. Ни бабушки, ни дедушки.

— Я вырос в благополучной семье, — убеждённо сказал Родион. — Родители дали мне всё, о чём можно мечтать в наше время. Одевали всегда по моде. Катался на лучшем велосипеде в нашем дворе. Единственный среди сверстников, у кого был кассетный магнитофон и электрогитара. Да и сейчас. Кто ещё в мои годы может похвастаться такой работой? Личный шофер секретаря крайкома!

— Секретарь-то — твой дядя, — заметил Андрей Андреевич.

— И что? Повезло мне с дядей. А мог и по науке пойти. Родители с седьмого класса хотели перевести в престижную школу в центре города. В класс с математическим уклоном. Я отказался. Зря, наверное, но тогда меня больше спорт привлекал. И в институте мне место забронировали, а я в техникум подался. Всё самоутвердиться хотел. Постоянная опека давит на психику. С одной стороны, хорошо, а с другой — иногда полным ничтожеством себя чувствуешь. Мысль достаёт: что я без папы и мамы стою? И получается — полный ноль. Меня ведь и от армии могли откосить. Гордость взыграла. Какой мужик, если в армии не служил!? Армейской романтики захотелось отведать. Два года из жизни вычеркнул, потому что романтикой там и не пахнет.