Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года - [12]

Прослужив столько лет в Вооруженных Силах, я ясно понимал, какой великой силой была партия здесь, в армии и на флоте, и как она морально сплачивала вместе всех военнослужащих во имя служения Отечеству.

Большинство коммунистов были бескорыстными людьми. Как я гордился ветеранами Великой Отечественной войны (а они в огромном своем большинстве коммунисты)! Ведь эти люди отдали Родине все. Хотя многие из них имели сегодня мизерные пенсии, жили очень часто в неблагоустроенных квартирах, они везде и всегда стоят стеной за Коммунистическую партию.

Вместе с тем я видел, что в партию пришли и другие люди. Карьеристы, проходимцы, связавшие себя с теневой экономикой, слепые и безвольные исполнители чужих приказов и чужой воли. Их уже десятки, а может быть, и сотни тысяч. Немало их и на руководящих постах. Постепенно появилось изрядное количество и людей пассивных, вступивших в партию только потому, что она правящая. Но ведь коммунистов–то 18,5 миллиона! Да и большинство руководителей в союзных республиках, крайкомах, обкомах, райкомах, в министерствах, ведомствах, на предприятиях (в этом, по крайней мере, я был тогда уверен) — это честные, болеющие за дело люди. Они самоотверженно, не жалея сил, работают. Крепка их связь с народом. Именно на этих людях да на хозяйственниках во всех звеньях — от Совета Министров страны до предприятия — и держалась вся система управления страны. Вместе с тем мне уже тогда стало ясно, что все эти достойные, трудолюбивые, умные, талантливые люди включены в систему, которая позволяет им методом приказа, жесткого контроля, авралами добиваться определенных конкретных результатов. Но одновременно эта система уже давно стала тормозом, препятствием для движения вперед. Она сковала и не позволяла проявлять инициативу снизу.

Но большую долю всей вины я возлагал на Политбюро ЦК КПСС. Как я уже говорил, с 1976 по ноябрь 1982 года не работал Брежнев. Вместе с ним бездействовало и Политбюро. Я перебирал в памяти заседания Политбюро, на которых часто присутствовал в последние два года. Было горько и обидно видеть, как его члены, в большинстве своем одряхлевшие и потерявшие трудоспособность люди, в течение часа–полутора практически не принимали, а штамповали решения по важнейшим вопросам жизни народа и страны без их анализа и рассмотрения по существу. Вспомнилось вместе с тем, как выбирали Генеральным секретарем ЦК КПСС Ю. В. Андропова. Это был честный, умный, волевой, требовательный к себе и другим человек. Будучи ранее председателем КГБ, он знал в высшем эшелоне власти людей нечестных, карьеристов, проходимцев. Юрий Владимирович без промедления начал принимать меры, чтобы очистить от них партию, укрепить дисциплину в государстве. Народ встретил его действия с доверием и благодарностью. Но беда заключалась в том, что Андропов был неизлечимо болен. Практически поработать ему, как того требовалось, удалось только несколько месяцев. С лета 1983 года он болел и медленно угасал. В феврале 1984 года Ю. В. Андропов скончался. Это был тяжелый удар для народа и КПСС.

Мог ли Андропов или другой подобный ему руководитель, подтянув дисциплину и порядок, постепенно восстанавливая авторитет Коммунистической партии в народе и проводя крупные, а может быть, и коренные, реформы (к реформам Ю. В. Андропов приступил сразу же), оздоровить обстановку в стране и начать движение вперед? Ответа мы теперь на этот вопрос уже не получим. История нам такой возможности не предоставила. Тогда, в ту ночь, мне казалось, что избранный им путь мог привести к успеху.

Народ поддержал Ю. В. Андропова в его начинаниях. Ведь народ в массе своей за строгий порядок и одновременно за справедливость, против распущенности, болтовни и безответственности.

Несомненно, Ю. В. Андропов мог создать и работоспособное Политбюро ЦК КПСС из своих единомышленников, которые вместе с ним сделали бы все для оздоровления обстановки в стране.

В связи с этим припомнился мне февраль 1983 года, когда мы с Д. Ф. Устиновым были у Андропова в Кунцевской больнице (в то время я был членом и секретарем Совета Обороны). Прошло всего три месяца после вступления в должность Генсека, как Андропов вынужден был взять отпуск и лечь в больницу (это меня, как и многих других, встревожило: недоброе начало для Генсека). Приехали мы к Андропову после заседания Совета Обороны, которое он, покинув больницу, провел, чтобы рассмотреть важные документы. Подписав их, он предложил Устинову и мне пообедать с ним. За обедом разговорились. И он с большой мукой в голосе сказал Устинову: «Вот видишь, Дмитрий, теперь бы только работать, а тут больница».

Что касается внешней политики (ситуацию здесь я знал и мог иметь свое суждение), то вокруг Ю. В. Андропова, А. А. Громыко и Д. М. Устинова тогда уже сложился коллектив работников всех ведомств, способных и готовых принять действенные меры по улучшению внешней обстановки. Намечались пути достижения возможных договоренностей о сокращении ядерных и обычных вооружений.

Наиболее сложными представлялись мне вопросы преобразования партии и системы управления экономикой. Как военный человек я не знал их досконально и не находил ответа, как их решить. Но нестерпимость положения мне была ясна, так как сам сталкивался с давящей и подавляющей всякую инициативу силой аппарата. Мне было видно, какие трудности для инициативной работы создавал диктат министерств и ведомств. Даже многие неотложные оборонные вопросы не решались годами из–за межведомственных споров, а всесилие аппарата ЦК КПСС мешало работать и руководству Министерства обороны. Все выступления министра обороны (будь то открытые или даже закрытые для печати на совещаниях руководящего состава армии и флота) высылались в отдел административных органов ЦК партии, откуда они возвращались с замечаниями, пожеланиями и редакционными поправками аппарата. Нередко эти замечания были, мягко говоря, недостаточно квалифицированными. Спорить было бесполезно. Испытывал в связи с этим немалые трудности в работе и я как начальник Генерального штаба (работники некоторых отделов ЦК пытались поучать и начальника Генштаба). На этой почве имели место осложнения.