Глаза убийцы - [26]

— Да, он пытается угнать машину. Мне нужно позвонить, подождите минуту, — пробормотал он и потянулся к телефону на столе.

— Конечно, — ответил врач, удивленно взглянув на него, и снова повернулся к вору. — Позвоните в «девять…»

Лейтенант сразу набрал номер диспетчера.

— Ширли, это Лукас. Я вижу в окно типа по имени Э. Томас Литтл. Он взламывает замок «БМВ».

Он сообщил все необходимое и повесил трубку.

— О господи, — проговорил Мэррием, который смотрел на угонщика, прижимая к губам кончики пальцев.

Э. Томас Литтл наконец открыл дверь и забрался на переднее сиденье автомобиля.

— Мой старый клиент, — сказал Лукас.

Ему стало весело, и он почувствовал удовольствие, словно его коснулся весенний ветерок.

— И он действительно собирается украсть машину?

— Да. Правда, он не слишком большой специалист по этим делам. Сейчас он пытается вытащить цилиндр замка из рулевой колонки.

— А когда приедет полиция?

— Через минуту или около того, — ответил Дэвенпорт. — Или через тысячу баксов за причиненный ущерб.

Они молча наблюдали за тем, как Литтл продолжает возиться на переднем сиденье. Через шестьдесят секунд после того, как он забрался внутрь, он тронулся с места и покатил к выезду с парковки. Когда он направился к круговому пандусу, перед ним остановился полицейский автомобиль. Литтл начал пятиться, но копы не отставали. Через минуту он разговаривал с патрульными.

— Очень странно, — сказал врач, когда на преступника надели наручники и впихнули его на заднее сиденье полицейской машины.

Один из парней посмотрел на здание больницы, как до него Литтл, и помахал рукой. Мэррием поднял руку, понял, что его не видно, и снова повернулся к Дэвенпорту.

— Вы хотели поговорить о Майкле Беккере.

— Да. — Лукас вернулся на свой стул. — О докторе Беккере.

— Он… Вы знаете, какая у меня специализация?

— Вы детский онколог, — ответил Лукас. — Лечите детей, больных раком.

— Да. Беккер спросил, не может ли он посмотреть, как мы это делаем. У него превосходная репутация в его области деятельности. Он патологоанатом, а также его ценят социологи и антропологи за работы в области, которую он называет «социальная организация смерти». Это и привело его сюда. Он хотел детально изучить применение химиотерапии в лечении наших больных и узнать, как мы боремся со смертью… какие правила и обычаи возникли вокруг нее.

— И вы согласились?

— Разумеется, — кивнул врач. — Здесь постоянно проводится около дюжины исследований — это учебно-научный институт. У Беккера прекрасная репутация, а темы, которые он изучает, обладают потенциальной ценностью. И по правде говоря, его работа привела к некоторым процедурным изменениям.

— Например?

Мэррием снял очки и потер глаза. «Он выглядит усталым, — подумал Лукас. — Не так, как после бессонной ночи, а так, словно он не спал лет пять».

— Существуют вещи, которых не замечаешь, если постоянно имеешь с ними дело. Когда ты знаешь, что кто-то умрет, с помещением и телом необходимо совершить определенные действия. Нужно вымыть палату, приготовить тело к последнему пути. Некоторые больные находятся в здравом уме, когда приходит их час. Как вы думаете, что они чувствуют, когда к ним заглядывает санитарка с ведром и шваброй, чтобы проверить, живы ли они еще? Пациент понимает, что мы, видимо, сказали ей: «Этот человек сегодня умрет».

— Господи, — пробормотал полицейский.

— Вот именно. А Беккер занимался более тонкими вещами. Одна из проблем нашей работы состоит в том, что медицинские работники не выдерживают напряжения. Мы лечим детей с прогрессирующими и редкими видами рака, и почти все из них рано или поздно умирают. А если вы становитесь свидетелем огромного количества детских смертей и видите родителей, которые проходят через все это вместе с ними… В общем, уровень стрессов среди медсестер и обслуживающего персонала, да и врачей, невероятно высок. Иногда они страдают хронической депрессией, которая на долгие годы выводит их из строя, даже когда они перестают работать с маленькими пациентами. Таким образом, когда у нас появился Беккер, мы подумали, что, возможно, у него возникнут идеи насчет того, как бы мы могли себе помочь.

— Звучит вполне разумно, — сказал Лукас. — Но, судя по тому, как вы это мне рассказываете… Беккер сделал что-то не так? Что случилось?

— Не знаю, случилось ли что-нибудь, — ответил Мэррием. Он отвернулся и посмотрел на небо. — Я действительно не знаю. Но после того как он провел у нас неделю или две, ко мне начали приходить мои люди. Он заставлял их нервничать. Складывалось впечатление, что он изучает не сущность смерти — организацию процесса, формальные признаки, не знаю, как правильнее назвать, — а наблюдает за самой смертью и получает от этого удовольствие. Мой персонал стал называть его Доктор Смерть.

— Боже праведный, — проговорил Дэвенпорт. Слоун говорил ему, что во Вьетнаме Беккера называли Доктор Смерть. — Ему нравилось смотреть, как умирают люди?

— Именно. — Врач снова повернулся к нему и прислонился к столу, опираясь на него руками. — Те, кто работал с ним, говорили, что у них возникало ощущение, будто он испытывает возбуждение, когда приближается смерть. Среди медиков волнение в таких ситуациях дело обычное — мы берем к себе ребенка и сражаемся за его жизнь вместе с ним, и вот наступает момент, когда он от нас уходит. В данных обстоятельствах даже опытные медики настраиваются на то, что должно произойти, готовятся к неизбежному. С Беккером дело обстояло иначе. Его охватывало возбуждение сродни интеллектуальному.