Глаза ребёнка - [222]

Тереза наконец подняла на нее взгляд. Так же тихо она произнесла:

— Неужели ты думаешь — я способна забыть?

Теперь лицо матери выражало боль.

— Тогда я поклялась, что, если Рамон хоть пальцем дотронется до тебя, я застрелю его. — Она помолчала и спокойно, почти равнодушно, добавила: — С Рамоном до этого дело не дошло.

Терри почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Она тупо смотрела на горсть патронов в своей ладони.

— Почему Елена рассказала именно тебе?

— Елена спросила меня, почему ты уезжаешь от нее. — В голосе Розы послышались горькие нотки. — А потом спросила, когда за ней приедет отец. Я ответила — в воскресенье, и она заплакала. Битый час я не могла добиться от нее ни слова. Отец предупредил ее, что, если она кому-нибудь расскажет, суд отнимет ее у него, а его самого отправят в тюрьму. Как будто суд в состоянии защитить ее. — Лицо Розы приняло жесткое выражение. — Я дала Елене снотворного и взяла на руки. К тому времени, как она уснула, я уже знала, что никогда не позволю ему забрать ее.

Терри невольно отшатнулась.

— Ты должна была все рассказать мне.

В глазах Розы появился зловещий блеск.

— Зачем? Чтобы ты обратилась в суд? — В ее голосе зазвенел металл. — Ты уже пробовала судиться с ним, Тереза. Елена не перенесла бы этого. Ее отец сам позаботился об этом.

— Я могла бы заставить его остановиться.

— Так же, как однажды полиция остановила Рамона? — Роза выпрямилась. — Нет, Тереза. Я заставила его остановиться. Теперь Елене нечего бояться ни его, ни судов. Теперь она свободна от собственного стыда.

Пальцы Терри сами собой сжались в кулаки.

— Это не ее стыд. Чтобы освободиться, она должна понять, что произошло, а не хоронить правду в подсознании.

Роза печально покачала головой.

— Неужели ты думаешь — когда Рамон избивал меня, надругался надо мной, неужели ты думаешь — мне не было стыдно? Мой стыд умер только с Рамоном. А может, и до сих пор сидит во мне.

В словах матери была зловещая убежденность, как будто ей открылась безусловная истина, которой не могла знать Терри. Сознание этой истины возносило Розу над спорами, над чувством раскаяния.

Терри тихо спросила:

— Как ты это сделала, мама?

— Сделала что? — Роза холодно улыбнулась. — Убила Рики?

— Да.

Улыбка слетела с ее губ.

— Тогда лучше присядь, Тереза, вместо того чтобы взирать на меня, как на какого-то пришельца. — Роза подошла к дивану, села и жестом пригласила дочь последовать ее примеру. — Посиди со мной, Тереза. Я все же твоя мать, а этот дом когда-то был нашим общим домом.

Терри подошла и села на противоположном от матери краю дивана. Вспомнилось детство: они с матерью сидят на этом самом диване, читают книжки или занимаются рукоделием.

— Хорошо, — холодно проронила она. — Я твоя дочь. Так же, как Елена моя дочь. Хотя ты, похоже, забыла об этом. Или ты считаешь, что я недостаточно повидала на своем веку, чтобы заслужить твое уважение?

Роза вздрогнула.

— Ты можешь быть жестокой, Тереза.

— Я не в состоянии передать тебе, — оборвала ее Терри, — насколько жестоко то, что совершила ты — особенно по отношению к Елене. Рики меня волнует меньше всего. Но давай начнем с него.

Впервые в глазах Розы мелькнуло замешательство — она словно не ожидала, что Терри способна причинить ей боль.

— О чем ты хочешь, чтобы я рассказала тебе? — спросила она.

— Расскажи мне всю правду — что произошло в тот вечер?

Роза устремила немигающий взгляд в полумрак гостиной.

— Все произошло само собой. Сначала я боялась оставлять Елену одну. Но потом догадалась, что из-за таблетки она долго не проснется. По крайней мере, какое-то время. — Роза потупилась, вспоминая. — Как во сне я спустилась в подвал, взяла пистолет и патроны. Пятнадцать лет я не притрагивалась к нему. С трудом зарядила — пальцы не слушались меня, и патроны то и дело падали на цементный пол. Лампочка там совсем слабая, и мне приходилось ползать на четвереньках, чтобы собрать их. Я вообще не была уверена, что из этого пистолета можно выстрелить.

Когда я снова поднялась наверх, чтобы проверить, спит ли Елена, то была словно пьяная. Почему-то без конца вспоминала Рамона — наверное, потому, что в руке у меня был пистолет. — Роза, казалось, мучительно пытается разглядеть нечто в глубинах собственной памяти. — Когда я подошла к твоей комнате — то есть к комнате Елены, — у меня было такое чувство, что сейчас я увижу тебя. Опустив взгляд на девочку, я увидела в своей руке пистолет. Девочка спала. Тереза, во сне она была так похожа на тебя. По мне, так она всегда похожа на тебя. — Роза закрыла глаза. — Тереза, в этом доме ты узнала, что такое зло. Я всегда помнила об этом. И не имела права допустить, чтобы это зло коснулось Елены.

«Боже мой, мама, — хотелось крикнуть Терезе. — Это было мое дело». Но она промолчала.

Роза открыла глаза.

— Я подошла к телефону, — продолжала она, — и набрала номер Рикардо. Он ответил сам, я поняла, что он будет дома. Повесила трубку. Потом надела черный плащ, сунула в карман револьвер и пошла к машине. По пути мне не давала покоя одна мысль: будет ли Рикардо один или у него окажутся гости. Только тут меня осенило: ведь если меня схватили бы на месте преступления, Елена бы все узнала. Что произойдет со мной, мне было совершенно безразлично. — Роза снова посмотрела на дочь. — Тереза, если бы ты знала, сколько раз я сама была на грани самоубийства. Только ты удерживала меня от этого шага — даже не твои сестры, — ты одна. В те минуты, когда Рамон избивал меня, а я лежала и думала, как было бы просто приложить дуло к виску и оставить его навсегда. — Глаза женщины загорелись ожившей ненавистью. — По пути к Рикардо я поймала себя на том, что все время думаю: «Неужели и Елене, после того так он надругался над ней, тоже не хочется жить?» Потом мне вдруг стало казаться, что в этом есть даже нечто романтичное. Рикардо уйдет из жизни Елены, и она не будет чувствовать себя ответственной за его судьбу. И тогда какое-то умиротворение снизошло на меня. Когда я выходила из машины и нажимала на кнопку звонка, я была поразительно спокойна. Услышав по домофону его голос, даже готова была рассмеяться. Потому что знала: Елена больше никогда в жизни не услышит этого голоса.