Глаза погребённых - [43]

— Успокойтесь… Мы поговорим завтра… Я сказала, что остаюсь, я должна остаться верной своему долгу…

— Беда, да и только! Вас ведь привез сюда Кайэтано Дуэнде, вот и началось колдовство. Он и меня привез сюда… Столько лет прошло с тех пор, и все годы — в этих горах… Даже китаец, каким бы он ни был, не сможет уйти отсюда! Тут у нас есть такой старик, побеседуйте-ка с ним — убедитесь, что я не вру.

— Простите… И обо всем этом вы говорили другим учителям?

— Не было нужды. До них сразу доходило, что попали они сюда только затем, чтобы быть заживо погребенными меж этих гор без прошлого, без настоящего и без будущего… И все они уезжали… нет, удирали без оглядки. А вот вы говорите, что остаетесь здесь. Потому я и решила высказать вам все, пусть даже это будет вам неприятно. Я хочу, чтобы вы все знали, а если завтра начнете раскаиваться, вспомните, что вам сказала Чанта Вега.

VIII

— С тех пор прошло одиннадцать лет… — Она нервно постучала карандашом по письменному столу. Этот стук как бы перекликался с торжественно размеренным тиканьем часов в директорской, кончик карандаша отсчитывал только доли секунды. — Одиннадцать лет… — повторила она.

— И вы не раскаиваетесь?

Она вздохнула, не зная, что ответить, потом встала, выпрямилась во весь рост — была она высокая и стройная — и протянула руку начальнику зоны горных дорог, с которым случайно познакомилась в поезде, когда ехала сюда… — одиннадцать лет назад.

— Простите, если я задержал вас, — сказал он, взяв пробковый шлем, брошенный на стул. — Но я так рад… Такая приятная неожиданность.

Направляясь к двери, он продолжал:

— Такая приятная неожиданность!.. Такая приятная!.. Надеюсь, вы как-нибудь окажете мне честь и посетите наш лагерь. Это недалеко от Серропома. Хотя там мало интересного, зато мы увидим вас. Ну, я ухожу, уйду прежде, чем вы спросите о своих камелиях!

— За одиннадцать лет они, должно быть, высохли… — Малена заставила себя улыбнуться, и на ее невозмутимом смуглом лице не отразилось ни малейшего признака отчаяния, которое охватило ее при воспоминании о камелиях. — Но я не буду вас ни о чем спрашивать… — заметила она виноватым тоном и, как бы извиняясь за то, что прервала визит, предложила: — Если у вас еще есть время, я покажу мою школу.

— Прекрасное здание…

— Вам нравится? Оно выстроено по моей инициативе, в какой-то степени здесь претворены мои идеи, поэтому я и сказала «моя школа». Когда я приехала в Серропом, школы не было; заниматься пришлось в одной комнате. Местные жители и власти помогли мне. Потом я вошла в альянс с местным приходским священником, из церкви Голгофы — здесь одна церковь, и та носит название Голгофы, — символично, не правда ли? В этих горах все шиворот-навыворот. Мы проводили благотворительные базары, а доходы от них распределяли так: половину он брал для ремонта церкви, половина шла на строительство школы.

— Это заняло много времени?…

— Не знаю. Время здесь не ощущается, оно не существует. И человек о том, что стареет, узнает от других…

— Что вы, что вы! Я вовсе не хотел сказать, что вы постарели, но такое здание… К тому же на средства, полученные от благотворительности…

— В вашей галантности я достаточно убедилась в тот день, когда познакомилась с вами в поезде. Позвольте пояснить мою мысль насчет времени; вам, как человеку новому, интересно будет узнать, что здесь времени не существует… Это кажется необъяснимым. В день моего приезда об этом меня предупредила женщина, в доме которой я поселилась. Ее звали, хотя, впрочем, и сейчас зовут (она до сих пор жива) Чанта Вега. По ее мнению, возница, доставивший меня от железной дороги до селения, Кайэтано Дуэнде, лучше, чем кто-либо, знает о бесконечности времени, о времени, которое не существует и в которое каждый погружается, как в сон.

Малена замолкла, словно пораженная собственными словами. Воцарилось молчание — глубокое, как и молчание гор. Глядя ей в глаза, то ли желая поверить ее словам, то ли соглашаясь с ними, собеседник пытался найти ключ к расшифровке сказанного.

— Да, кажется, время не утекло…

— Не кажется! — с горячностью поправила она. — Оно действительно не утекло…

— Согласен… не утекло… Когда встречаешь человека не таким, каким знал его раньше, то обычно говоришь — «целая вечность прошла». А вас я вижу такой, какой увидел впервые, одиннадцать лет назад в поезде, в желтой широкополой шляпке, в костюме песочного цвета, и на груди…

— Сердце пламенеет…

— Как хорошо, что вы запомнили! Это я сказал о камелиях — они были такого алого цвета…

— Так вот почему вы обратили на меня внимание?

— Запомнилось… Обидно было, что поезд остановился на сто семьдесят седьмой миле…

— Будто реку остановили, чтобы вышла из нее сирена…

— Как? Неужели вы помните… Неужели мои слова так запечатлелись?

— У меня тоже неплохая память… Однако вернемся к тому, о чем мы говорили, — о неподвижности времени в этих горах. Позвольте объяснить вам, как это можно — не существовать существуя. Личный опыт. Вначале испытываешь какую-то тревогу, чувствуешь приближение чего-то страшного, чего-то похожего на агонию. Вот Кайэтано Дуэнде убежден, что в человеке исчезает некая суть, которая ежедневно живет и ежедневно умирает в нем, и ее заменяет другая, которая уже не живет и не умирает, а представляет собой… как бы это сказать…