Глаза, чтобы плакать - [21]

Вечером, после очередного съемочного дня мы шли в монтажную и просматривали материал, отснятый накануне. Мне безумно нравилось глядеть на себя со стороны. Технический персонал поздравлял меня и осыпал хвалебными эпитетами, называя потрясающим, восхитительным, необыкновенным, сенсационным. Я тоже был весьма доволен своей работой, хотя не стал бы злоупотреблять превосходной степенью, прекрасно сознавая настоящую причину своего успеха.

Однажды вечером, возвращаясь домой на ее огромной американской машине, я не удержался от выражения восторгов и оптимистических прогнозов, касающихся фильма. – Успокойся, – охладила мой пыл Люсия. – Не торопись ликовать. Отдельные кадры – это еще далеко не фильм. Из красивых кирпичиков вовсе не обязательно получается красивый дом, многое зависит от монтажа, от ритма. Тебя восхищают все эти картинки, взятые в отдельности, но ты можешь быть жестоко разочарован, когда они сольются в единое целое, приобретут иное звучание, иное значение.

Доводы Люсии не отрезвили меня. Я верил в победу, я чуял ее, как собака чует дичь. Она была совсем близко, стоило только протянуть руку.

* * *

Люсию испугали мои восторги и радужные надежды, о которых в актерской среде не принято говорить вслух, боясь сглазить. В кино существует так называемая "проклятая полоса", когда начинают преследовать неудачи, словно объединились все злые силы. Сначала один из актеров забывает свой текст. Он постоянно спотыкается на одной и той же реплике. Когда же, в несколько заходов, ему наконец удается преодолеть это неожиданное препятствие, в самый ответственный момент заканчивается пленка и необходимо перезаряжать камеру. Возможна и поломка звукозаписывающего устройства. Приходится все начинать сначала, и тогда память изменяет другому актеру, нервы которого натянуты до предела.

Такая проклятая полоса началась и у нас на девятый день работы над фильмом. Снимали сцену, в которой я в завуалированной форме пытался урезонить свою непутевую мамашу. Сцену требовалось сыграть очень деликатно, на полутонах. Сын, наставляющий на путь истинный собственную мать, само по себе явление чрезвычайное по драматизму, глубина и сила которого должны ощущаться зрителем во всей их полноте, хотя он и не выплескивается наружу.

Я начал вести свою роль в несколько форсированном тоне. Шесть раз подряд Люсия заставляла меня повторять все сначала, а потом у нее самой случился провал в памяти. Она должна была произнести следующую реплику:

– Ты говоришь не все, что думаешь, малыш. Хорошо, но тогда, по крайней мере, думай, что говоришь!

Было похоже на внутренний диалог. Люсия очень любила подобные вещи. Увлекшись, она запуталась во всех этих "ты думаешь" и "ты говоришь", в результате из реплики получилась абракадабра. Люсия особенно нервничала в этот день, так как на съемочной площадке собралось немало посторонних: журналисты, Мов. Это я настоял на ее приходе. Ведь девушка до сих пор еще ни разу не была на съемках нашего фильма.

В этот день мы побили все рекорды, двадцать семь раз переигрывая одну и ту же сцену. Участники съемки едва не выли.

Когда наконец прозвучала команда "снято", Люсия велела мне отправиться к ней в уборную и дожидаться ее там. По пути я зашел в бар, так как умирал от жажды, где выпил залпом три стакана сока.

Когда я вошел в уборную, разъяренная Люсия металась по комнате, как зверь в клетке. Мов забралась с ногами на диван.

– Наконец-то! Я думала, что не дождусь тебя!

– Извините меня, но я очень хотел пить и зашел в бар.

Люсия театральным жестом воздела руки к небу.

– Ах, бедняжку мучила жажда!

Вдруг, схватив меня за лацканы пиджака и хорошенько встряхнув, она завопила:

– Кретин! Ты думаешь, я не хочу пить?! Негодяй, безмозглый самец, ты хоть представляешь себе, что такое работа?!

Этот неожиданный выпад разозлил меня. Я не мог допустить, чтобы она говорила со мной в подобном тоне в присутствии Мов.

– Послушайте, Люсия, я считаю, у меня есть право выпить воды после съемочного дня!

– Нет у тебя никаких прав! Ты не догадываешься, кому мы обязаны сегодняшним кошмаром? Тебе! Ты был ни на что не годен! И приходилось без конца начинать все сначала!

– Да, из-за меня пришлось сделать шесть дублей. Но смею вам напомнить, что дублей было сегодня двадцать семь, и двадцать одним из них мы обязаны вам! – выпалил я и испугался, увидев ее мгновенно побелевшее лицо с раздувающимися ноздрями и пустотой в глазах, какая бывала у нее после секса.

– Морис, – зловещим шепотом произнесла Люсия. – Ты жалкий подонок, и тебе прекрасно известно, что сбилась я сегодня исключительно из-за тебя. Невозможно играть с партнером, который не имеет ни малейшего представления об актерском ремесле. Знаешь, что я тебе скажу? Ты не просто плох, ты вообще никакой! Можно считать, что тебя просто нет!

Я сжал кулаки.

– Вы слишком начитались критических статей, Люсия. Вы говорите их словами!

Люсия указала мне на дверь.

– Убирайся!

Выходя, я не стал хлопать дверью, как обычно делают в подобных случаях, а осторожно прикрыл ее за собой. Я был на удивление спокоен. Впервые в жизни ощущал себя свободным от каких бы то ни было обязательств.