Глаз времени - [32]

Отряд выступил. Вскоре Джамруд скрылся за горизонтом, и стало казаться, что, кроме них, в мире никого нет. Это был уже десятый день с момента, когда судьба забросила Байсезу в эту глушь.

Идти было тяжело. Ландшафт почти везде представлял собой гористую пустыню. Днем свирепствовало солнце, хотя на дворе стоял март — конечно, если это действительно март 1885 года, — а ночью, в чем Байсеза убедилась сразу, температура падала ниже нуля. На лейтенанте был ее летный костюм, изготовленный в 2037 году из материалов, рассчитанных дарить комфорт своему владельцу в любую погоду. Ее британским спутникам приходилось куда хуже в своих саржевых мундирах и тропических шлемах, с тяжелыми рюкзаками за спиной, в которых они несли патроны, амуницию, постельные принадлежности, паек и воду. Но солдаты не жаловались. Было видно, что они привыкли к таким походам и знали много способов, как исправить его недостатки, например размягчить кожаные сапоги мочой.

По мере продвижения Бэтсон, в точности следуя азбуке военной науки, высылал вперед дозорные отряды. Они двигались по земле, усеянной холмиками и гребнями, поэтому три или четыре солдата, прикрываемые винтовками своих товарищей, лезли на очередную господствующую высоту, чтобы убедиться в отсутствии пуштунов. Чем дальше они углублялись на север, тем выше становились холмы, порой достигая трехсот метров в высоту, и дозорному отряду требовалось сорок минут или больше, чтобы добраться до вершины, но даже тогда остальные члены отряда не двигались с места, пока разведчики не займут позиции и не подтвердят, что все чисто. Их путешествие затягивалось, но все равно они умудрялись покрыть значительное расстояние, а неукоснительное соблюдение инструкций на марше выливалось в частые привалы.

На их пути стали встречаться другие сферы. Без единого звука они висели в воздухе через каждые пару километров и на вид как две капли воды были похожи на ту, что оставалась перед крепостными стенами Джамруда. Поначалу Бэтсон отмечал расположение новых сфер на карте, но вскоре они, как и первый Глаз, стали для всех обыденным явлением, и никто, за исключением Байсезы, больше не обращал на них внимания. Почему-то она опасалась разворачиваться к ним спиной, словно они действительно были глазами, смотрящими ей вслед.

— Что за место! — воскликнул Редди, когда они с трудом тащились по особенно бесплодной местности. Рукой он указал на шедших впереди них сипаев. — Остатки темного человечества, зажатые между одиноким небом и уставшей землей под ногами. Заметьте, что вся Индия такая, в той или иной степени. Просто это лучше всего видно на примере Северо-Западной пограничной провинции — своего рода песчаной квинтэссенции. Здесь тяжело придерживаться своих убеждений.

— В вас странно уживаются молодое и старое, Редди, — сказала Байсеза.

— Правда? Спасибо. Думаю, для вас вся эта работа ногами кажется чем-то примитивным, ведь у вас есть летающие машины и умные ящики, эти великолепные образцы военной мысли грядущего!

— Вовсе нет, — ответила Байсеза. — Не забывайте, что я солдат, и мне часто приходилось принимать участие в подобных маршах. Независимо от технологий армия всегда будет основываться на дисциплине и внимательности. В любом случае, для своего времени армия Британской империи была… простите, является самой продвинутой в вопросах технического обеспечения. При помощи телеграфа вы можете передать сообщение из Индии в Лондон всего в течение нескольких часов, у вас самые лучшие корабли в мире, а идея с железной дорогой дала возможность быстрого передвижения внутри страны. Вы владеете тем, что в наше время назвали бы способностью быстро адаптироваться к новым условиям.

Он кивнул.

— Способностью, которая позволила жителям маленького острова создать и управлять мировой империей, мадам.

В дороге Редди оказался интересным собеседником, пусть и не всегда желательным. Он явно не был солдатом. Страдая ипохондрией, он постоянно жаловался на боль в ногах, в глазах, в голове, в спине и в прочих местах, которые были у него «убогими». Но он не отчаивался. Во время привала Редди садился в тень какого-нибудь валуна или дерева и делал в своем потрепанном блокноте какие-то заметки или наброски стихов. Когда он сочинял стихи, то напевал тихую мелодию, которая служила размером новому стихотворению. Писал он неаккуратно, часто ломая кончик пера или разрывая бумагу из-за своих импульсивных, неуклюжих движений.

Байсеза все еще не могла поверить в то, что это действительно Киплинг. Редди, в свою очередь, постоянно пытался выудить у нее что-нибудь о своем будущем.

— Мы уже об этом говорили, — в очередной раз повторила она. — Я не знаю, имею ли на это право. Вижу, вы все еще не понимаете, как странно я себя чувствую в этой ситуации.

— Что вы имеете в виду?

— Здесь и сейчас вы для меня просто Редди, человек из плоти и крови. Но рядом с вами есть еще тень… тень того Киплинга, которым вы станете.

— Бог мой, — пробормотал Редди. — Я как-то об этом не подумал.

— К тому же, — продолжала она, указав рукой на безлюдные земли вокруг, — все изменилось, если не сказать большего. Кто знает, имеет ли к вам отношение все то, что написано в вашей биографии.