Глаз ведьмы - [141]

— Естественно, — осклабился немного приободрившийся Трофимыч. Но, сказать по правде, не мог думать ни о чем, кроме спасения собственной шкуры. — Знаете, как в Священном Писании? Аки дадено…

Прожив у Славы дней десять, Сергей привык к некоторым странностям хозяина квартиры и даже подружился с ним. Кроме того, он заметил за собой, что частенько относится к Тарасову с некоей жалостью, чем-то похожей на жалость деревенских жителей к убогим умом. Нет, непризнанный гений композиции не отличался скудостью ума, но вот в житейских и бытовых вопросах, в отношениях между людьми и в особенности между полами он проявлял удивительную инфантильность и служил примером абсолютной неприспособленности к современному бытию. Иногда Серов диву давался — как это композитор вообще дотянул до тридцати с лишним лет, не вляпавшись в самые ужасные передряги? Но поговорить со Славиком на отвлеченные темы было крайне интересно.

— Вот, к примеру, Чайковский, — стрельнув у квартиранта сигарету и блаженствуя после сытного обеда или ужина, начинал философствовать Тарасов. — Запад его не прочитывает, как нужно, для них он только удивительный феномен сантимента, а у нас вообще превращается в символ свободы сексуальной ориентации. Даже «Пиковую даму» переделывают. Кошмар! Или Скрябин: разве его иностранцы поймут? Он же весь словно соткан из тончайших импульсов, созвучных русской душе. Кстати, ты знаешь, какая самая русская опера?

— Нет, — слушая его, улыбался Сергей. — Сделай милость, скажи.

— «Князь Игорь» Бородина. Там целых три басовых партии, а лучшие басы всегда родились в России.

— А что ты думаешь о Бахе?

— Бах!.. — Славик благоговейно сложил перед грудью узкие ладони и поднял глаза к потолку. — Его надо чувствовать, он напрямую говорил с Создателем. Помнишь, как раньше, когда были гонения за веру, залы, где исполняли его музыку, всегда были набиты битком? Люди чувствовали, что Иоганн Себастьян нес им религиозное просветление, очищал от скверны душу, поэтому и тянулись к нему. И вообще раньше было лучше.

— Чем же? — заинтересованный разговором, спросил Серов. — Неужели тебе нравились коммунисты? Кажется, интеллигенция всегда уходила в оппозицию любому режиму? Я вот хоть и служил властям, но всегда считал, что служу народу. И мне не нравятся ни те, что были, ни те, которые сейчас. Чем же лучше было тебе?

— Ну, может быть, я не совсем верно выразился. Раньше точнее понимали место музыки. Я не имею в виду только время социализма, нет. Но посмотри, была музыка кабацкая, и она оставалась в кабаке, был Рахманинов для концертных залов, и городской романс, и народная песня, но уже при социализме все начало смешиваться и смещаться, а теперь кто правит бал? Да то же телевидение с идиотской рекламой и голыми задницами. Оно манипулирует нашим скудно образованным народом, вместо того чтобы его просвещать!

Возможно, Славик был излишне категоричен, но с большинством его высказываний Сергей соглашался. Однако они, как те чеховские интеллигенты, разглагольствующие сидя за самоваром: поругают правительство, посетуют на бескультурье, повозмущаются, разойдутся и… все останется по-прежнему. Единственное, что тебе остается, пытаться принести в мир хоть каплю добра и, если сумеешь, наказать конкретное зло.

Вот только, к величайшему несчастью, в отличие от детских сказок добро далеко не всегда побеждает, а зло не смешное и трусливое, а жестокое, сильное и страшное, не ведающее милосердия. И наш искаженный мир, похожий на театр абсурда, во многом во власти этого зла — те же махровые уголовники, «паханы» заседают в Думе или возглавляют российско-западные акционерные общества и компании, диктуя свою волю в экономике, законодательстве и прочих областях жизни общества. От этого не просто страшно, а берет леденящая душу жуть…

Между прочим, сканер Славик привез, правда, не совсем такой, как хотел Сергей, но композитор оправдался тем, что других просто не было. Ладно, на безрыбье и рак рыба. Только беда, опробовать прибор не представлялось никакой возможности: все забивала бытовая техника Тарасова и его соседей, плюс железобетонные стены современных домов и прочая, прочая. Да и на том великое спасибо.

Так и жили. Серов ходил в магазины, закупал провизию, готовил, как примерная домоправительница, и потихоньку откармливал тощенького Тарасова, а в свободное время занимался гимнастикой, валялся на диване с книжкой в руках или смотрел фильмы, каковых у хозяина оказалось превеликое множество. Кроме фильмов у него были разные любительские кассеты, записи концертов знаменитых исполнителей и много чего другого.

Но все равно Сергей скучал. Его деятельная натура никак не могла смириться с вынужденным бездельем, однако куда деться, если тебя в любой момент могут сцапать, а из-за решетки не так-то просто выбраться.

Туру добровольный затворник больше не звонил, опасаясь подставить Володьку, а вот домой отважился сделать звонок — поздно вечером, из другого района и всего на пару минут. Зато узнал: все живы-здоровы, и сообщил то же самое о себе.

Дни проходили за днями. Сергей пытался отрешиться от случившегося и посмотреть на ситуацию как бы со стороны, чтобы найти хоть какую-то зацепку, потянуть за нее и добраться до истинной сути вещей — он прекрасно понимал: эта суть надежно скрыта от него чужой злой волей, — но никак не мог найти, за что зацепиться. Ситуация иногда напоминала шарик из подшипника — катится и катится, а коготку зацепиться не удается. Сколько он так будет катиться? Куда его покатили те, кто втемную использовал Серова? А что его обвели вокруг пальца и использовали помимо его ведома, Сергей уже давно не сомневался — слишком все ложилось один к одному, как бывает только при хорошо разработанной и грамотно проведенной операции. Кто разработал и провернул эту операцию, какова ее истинная цель? Ведь не против Сергея направлено ее острие, он не та мишень и не представляет никакой опасности для тех, кто располагает огромными деньгами и возможностями. По крайней мере уже не представляет.