Глаз сокола - [8]
На пухлом лице девушки недовольная гримаса, но на самом деле Силея любит, когда Пирре попадает.
– Силея, иди отсюда, – процедила девочка.
– Я бы с радостью, – пробормотала рабыня.
Силея солгала: ей нравится в Така Зими. Чумы здесь можно не бояться, да и работы почти никакой: знай строй глазки стражникам.
– Говорят тебе – уходи! – приказала Пирра.
Выразительно закатив глаза, Силея скрылась за дверью.
Усерреф устремил на Пирру проницательный взгляд.
– Что ты сейчас выбросила? Соколиное перо? Подарок от Гиласа?
Тут Пирра накинулась на египтянина.
– Сколько раз повторять – не произноси больше его имени! Это приказ! Может, ты забыл, но ты все еще мой раб, и Силеи это тоже касается!
Повисло напряженное молчание. Усерреф скрестил руки на груди и сердито уставился на огонь в жаровне. Пирра схватила свое бронзовое зеркало и устремила такой же угрюмый взгляд на собственное отражение. От холода шрам проступил на щеке синеватым полумесяцем. Когда Пирре было двенадцать, она обожгла себе лицо нарочно, чтобы ее не выдали замуж, но теперь ей почти четырнадцать, и она ненавидит эту отметину. Что только Пирра не пробовала, чтобы свести шрам! Но ни одно средство не помогло.
Вид у Усеррефа несчастный. Он очень переживает, когда выходит из себя. Тут Пирра ощутила прилив нежности. Усерреф для нее – все равно что старший брат, которого у нее никогда не было.
Несмотря на холода, Усерреф по-прежнему бреет голову наголо в знак траура: бедняга тоскует по любимой родине, Египту. А еще рисует на веках черные полоски – так он надеется вернуть Солнце. Исчезновение светила Усерреф переживает еще тяжелее, чем кефтийцы: ежедневные перерождения Солнца управляют всей жизнью египтян.
– Извини, – пробормотала Пирра.
Красивое лицо Усеррефа тут же озарилось улыбкой.
– Ничего страшного, я тебя понимаю. Во всем виновато это кошмарное место.
Заснеженная гора привела Усеррефа в ужас. В первый день в Така Зими он воскликнул:
– От этого вашего снега никуда не скроешься, он повсюду! Вдобавок какой-то демон заколдовал мое дыхание, и оно превратилось в дым!
Ох и намучилась Пирра, уговаривая его надеть теплые вещи! Усерреф ни в какую не желает притрагиваться к шерсти: он считает овец нечистыми. Наконец Пирра его убедила, и теперь он носит льняную тунику и штаны, подбитые гусиным пухом, плащ из заячьей шерсти и сапоги из овчины, набитые сеном.
Тут Пирра заметила мешок на его плече.
– Куда собрался? – спросила она.
– В деревню, за полынью.
– Возьми меня с собой, – взмолилась Пирра.
Усерреф вздохнул:
– Сама же знаешь – не могу. Я дал слово твоей матери.
Пирра оказалась застигнута врасплох. Она терпеть не может, когда Усерреф вспоминает Яссассару.
– Верховная жрица умерла, – ничего не выражающим тоном произнесла Пирра.
– А значит, воля Яссассары священна.
– И долго нам ее исполнять? По-твоему, я всю жизнь должна просидеть здесь, взаперти?
– Ответ тебе прекрасно известен. Мы уйдем отсюда, когда Солнце вернется и прогонит Чуму.
– А вдруг этого не случится никогда?
– Твоя мать отправила тебя сюда, чтобы защитить от опасностей. А теперь, когда она скончалась, жрецы…
– Ей не было до меня дела, а им тем более! – не выдержала Пирра. – Они меня берегут только по одной причине: хотят повыгоднее продать жениху, когда все вернется на круги своя!
Усерреф направился к двери, но Пирра кинулась за ним.
– Усерреф, ну пожалуйста! Можно я хотя бы за ворота с тобой выйду? Я не убегу! Куда мне идти? Вокруг одни горы и снег!
– Пирра…
– Я всю зиму только и знала, что слонялась по двору храма! Видеть его больше не могу!
– Нет, Пирра, нельзя! Я поклялся твоей матери!
– Моя мать умерла! Умерла! Умерла!
Тут оба растерянно умолкли. Пирра скрестила руки на груди и повернулась к Усеррефу спиной. Пирра ненавидела свою мать, но смерть Яссассары потрясла ее до глубины души.
Пирре до сих пор не дает покоя их последний разговор.
– Ты сбежала, – холодно произнесла Яссассара. – Презрела свой долг перед Кефтиу.
Пирра хотела ответить, что на Талакрее она рисковала жизнью, чтобы спасти родной остров, но Яссассара не пожелала ее слушать. В тот день Пирру изгнали в Така Зими, и больше она свою мать не видела. Теперь Пирре никогда не добиться того, чтобы Яссассара ею гордилась. Слишком поздно.
Поглядев на Усеррефа, Пирра заметила, что он задумчиво за ней наблюдает.
– У вас больше общего, чем ты думаешь, – заметил он. – Ты такая же смелая и целеустремленная.
Пирра вздрогнула. Гилас когда-то сказал ей почти то же самое: «Ты смелая и никогда не сдаешься».
Сердито фыркнув, Пирра ткнула кулаком в стену. Хватит вспоминать Гиласа.
– И вот еще что, Пирра, – произнес Усерреф, уже стоя в дверях. – Перо – символ Херу, на моей родине так зовут бога с соколиной головой. От пера сокола так просто не избавишься.
– Ты о чем? – проворчала Пирра.
– Ты пустила перо по ветру. Кто знает, что ветер принесет в ответ?
6
Она помнит Яйцо. Помнит, как сидела, скорчившись внутри так, что ножки касались клюва. Она ни единым коготком шевельнуть не могла. Ужасно неприятное ощущение!
И все же она двигалась, как могла. Вывернув голову, клевала скорлупу, переводила дух и клевала снова, – но вот наконец Яйцо треснуло, и она очутилась на свободе.
