Глаз павлина - [7]

Северянин, больше всего ценивший в людях силу и присутствие духа, не испытывал к могучему гирканцу ни зла, ни зависти. Он понимал, что им вдвоем было бы тесно в крошечной Пелиштии. Убедившись, что Маздак не стал натравливать на них с Руфией своих цепных псов, Конан вздохнул с облегчением.

Хвала Вещему Ворону, Маздак питал благодарность к человеку, который помог ему взойти на трон. Гирканец полностью сохранил в тайне все то, что касалось Конана, хотя, безусловно, догадался, что его спаситель и пират Амра — один и тот же человек.

— Но я совершенно забыл про святой долг гостеприимства, — всполошился Джилзан. — Сейчас начнется пир по случаю вашего чудесного спасения!

* * *

Конан быстро сошелся с хитрым громогласным выпивохой, у которого сразу же вызвал невольное уважение своей физической силой, и теперь вовсю наслаждался жизнью. Непритязательный северянин проводил ночи в любовных утехах с Руфией, выпивке, игре в кости, до которой азартный Джилзан был великий охотник, да в дружеских потасовках с охранниками-зуагирами, а днем дремал в седле.

Поскольку в средствах Руфия с Конаном стеснены не были, киммериец тут же накупил у Джилзана на золото Зерити новой одежды и украшений для своей подружки. Теперь девушка красовалась то в полупрозрачных кордавских шелках, то в тесно обтягивающих ее соблазнительные бедра штанах для верховой езды из тончайшей кожи. На ее точеной шее тускло мерцали роскошные бусы из крупных жемчужин, а запястья и лодыжки украшали золотые браслеты с отборными самоцветами. К этому времени с прекрасного тела офирки полностью сошли следы побоев Зерити, и она как должное принимала восторги купцов, выраженные порой цветистыми и замысловатыми словесами.

После того как Конан голыми руками чуть не до смерти избил двух дюжих зуагирцев, попытавшихся по пьяному делу затащить Руфию в свой шатер, больше чем лестные слова никто себе ничего не позволял.

Так, совершенно беззаботно, тек день за днем, пока наконец на горизонте не показались высокие крепостные стены.

— Эй, Али, — крикнул Конан чернокожему погонщику, — как называется этот город?

— Это же Кирос, господин, — удивился паренек.

От переполнявшей его жизненной силы Конан крепко поддал пятками своему скакуну, послав лошадь галопом, и, запрокинув голову, рассмеялся во все горло.

— Хей-хо, клянусь Кромом, будущего не потеряешь, прошлого не вернешь! Меня ждут великие дела! — выкрикнул он.

Глава вторая

Конан и Руфия, по совету караванщика Джилзана, остановились на постоялом дворе «Золотая Лоза». — Поверь, мой друг, лишь вы, северяне, можете называть выпивкой ту кислую дрянь, которую принято пить у вас в горах, — сказал киммерийцу на прощание купец. — Что такое доброе вино, ты сможешь узнать только в Шеме. Говорят, сам Птеор не раз навещал наши винокурни, чтобы промочить божественное горло! И уж поверь старому пройдохе, лучшего вина, чем в «Золотой Лозе», не сыскать во всем Киросе.

Так и оказалось. Но кроме действительно замечательного вина хозяин «Золотой Лозы» смог предложить им и прекрасную комнату, несмотря на то, что постоялый двор был переполнен и люди спали даже в саду под открытым небом.

Дело в том, что весть о предстоящей свадьбе Афризии и Зебуба мгновенно облетела половину Шема и желающих поучаствовать в праздничных торжествах было предостаточно. Из близлежащих городов и селений стекался самый разнообразный люд: торговцы, ремесленники, любопытные да и просто бродяги.

Любезность хозяина во многом объяснялась улыбкой красавицы Руфии, но все же куда большее впечатление на пузатого кругленького шемита произвела горсть монет, щедро отсыпанных ему Конаном.

Киммериец уже отвык считать деньги и сыпал золотом направо и налево, благо кувшины Зерити были еще полнехоньки.

Помещение оказалось очень просторным и светлым, а из широких окон открывался прекрасный вид на сад, где прямо под деревьями стояли многочисленные столики. Руфия, жившая в Асгалуне роскошно, осталась вполне довольна.

* * *

В открытое окошко залетал легкий теплый ветерок, пропитанный пряным ароматом цветов, вина и острой шемитской кухни. Несмотря на то, что солнце стояло почти в зените, в комнате было прохладно. Руфия, только что принявшая ванну, сидела у зеркала, расчесывая волосы.

— Клянусь левым глазом Манаана, ты прекрасна, огненногривая, — обратился к девушке вошедший в комнату Конан.

Киммериец только что вернулся из города, куда с утра отправился, чтобы разузнать, что к чему, и был чрезвычайно весел и доволен. В славном Киросе жизнь била ключом: всех охватила праздничная лихорадка, перед которой не смог устоять и суровый северянин. Сурового воина, чья жизнь была лишь бесконечной чередой страданий, битв и опасных приключений, настолько очаровало буйство праздника, что он и думать забыл об опасности. В этом красивом нарядном городе совершенно не было места злу и горю, и обычно осторожный и подозрительный киммериец расслабился.

— Думаю, Коту придется поскучать без нас еще пару-тройку дней, — сказал он, взяв со столика кубок с вином, и повалился на широченную кровать под балдахином. — Я хочу погулять на свадебном карнавале, — продолжил Конан. — Говорят, король Фарах превзошел сам себя и для увеселения любимой дочери и своих гостей намерен устроить нечто невероятное. Представляешь, Руфия, он собрал фокусников, лицедеев и танцоров со всего Шема. Я слышал, он оставил без увеселений все соседние государства!