Глаз Эвы - [46]

***

Майя всплеснула руками и втащила ее в квартиру. Вчерашние излишества не оставили ни малейшего следа на ее круглом лице.

— Заходи же, Эва! Привезла картину?

— Ты упадешь в обморок.

— Такого со мной не бывает.

Они распаковали картину и прислонили ее к стене.

— Господи!

Майя потеряла дар речи; она внимательно смотрела на картину.

— Да уж, должна тебе сказать… Действительно что-то особенное. Она как-то называется?

— Нет, ты что, с ума сошла?

— А что?

— Если я ее как-то назову, значит, я за тебя решу, что́ ты должна увидеть, а я не хочу. Ты можешь посмотреть на нее сама и сказать мне, что ты видишь. А я тебе потом отвечу.

Майя надолго задумалась и, наконец, сказала:

— Это удар молнии. Вот что это такое.

— Да, неплохо. Понимаю, что́ ты имеешь в виду, но я вижу в ней и кое-что другое. Землю, которая потрескалась после землетрясения. Или реку, которая бежит через город ночью, при свете луны. Или же раскаленную лаву, которая стекает вниз по обугленной равнине. А завтра, может быть, ты увидишь еще что-нибудь. То есть, я хочу сказать, мне бы этого хотелось. В том, что касается искусства, тебе надо освободиться от многих стереотипов, Майя.

— Я настаиваю на ударе молнии. Мне не нравится, когда вещи меняются и превращаются во что-то другое. А вот тебе предстоит кое от чего избавиться, подруга. Я привела в порядок свободную комнату, пойди и посмотри. Ты что-нибудь ела?

— Только пила.

— Ты хуже младенца, тебя надо кормить. Если я сделаю бутерброд, сможешь прожевать сама?

Она потащила Эву за собой вглубь квартиры.

Комната была выдержана в красных тонах: много плюша и бархата и тяжелые, темные шторы. Кровать, застланная покрывалом с золотой бахромой, казалась бесконечной. На полу лежал толстый красно-черный ковер, ноги проваливались в него — такой он был мягкий.

— Это теперь твои цвета, — сказала Майя решительно. — И у меня для тебя есть красный халат, который легко расстегивается. Из тонкого бархата. Вот здесь, — она прошла в глубину комнаты и отодвинула занавеску, — маленькая ванная с раковиной и душем.

Эва заглянула за занавеску.

— Ты можешь здесь работать, пока я в своем Кризисном центре. Я сделала тебе ключ. Пошли, тебе надо поесть.

— Ты что, все это устроила сегодня?

— Да. А ты чем занималась?

— Спала.

— Значит, можешь поработать до позднего вечера.

— Да нет же, господи, я еще не знаю… Если я вообще наберусь смелости… В общем, я решила, что на первый раз хватит одного. Слушай, — спросила она нервно, — а много попадается неприятных типов?

— Да нет же.

— Но бывает, что кто-то говорит что-то неприятное или делает какую-нибудь гадость?

— Нет.

— А ты не боишься? Одна, с незнакомыми мужиками, вечер за вечером?

— Это они боятся, потому что у них совесть нечиста. Они вынуждены врать, чтобы уйти из дома, и урывают деньги из семейного бюджета, чтобы заплатить мне. Ходить к шлюхам сегодня — это что-то совершенно немыслимое. А в прежние времена тебя не считали настоящим мужчиной, если ты не захаживал в публичный дом. Да нет же, я ничего не боюсь. Я профессионал.

Эва вонзила зубы в бутерброд и принялась медленно жевать. Тунец с лимоном и майонезом.

— А часто они просят тебя сделать что-то особенное?

— Нет, редко. Сама знаешь, слухами земля полнится, и еще до того, как прийти ко мне в первый раз, они получают всю необходимую информацию.

Она открыла бутылку колы и долго пила.

— Они знают, что я шлюха приличная и что о всяких сексуальных фокусах не может быть и речи. Почти все, кто сюда ходит, — мои постоянные клиенты. Они знают, что можно, а что нельзя, и где проходит граница. Если им придет в голову какая-нибудь глупость, они не смогут больше сюда приходить. Так что предпочитают не рисковать.

Она слегка отрыгнула.

— А пьяные приходят?

— Да, в подпитии, но не в стельку. Многие приходят прямо из пивной — тут, через улицу, из «Королевского оружия». А другие заявляются в обед, в костюме и с «дипломатом».

— А бывает, что они отказываются платить?

— Мне такие никогда не попадались.

— А тебя били?

— Нет.

— Не знаю, хватит ли у меня смелости…

— О чем ты говоришь!

— Ну, не знаю, я слышала много историй…

— Мужчины приходят в ярость, когда не получают то, что им хочется, правда?

— Да.

— Они приходят сюда, чтобы купить то, что им надо, и они это покупают. И у них нет никаких причин поднимать шум. И вообще: что дурного в том, если люди переспят друг с другом?

— Да нет. Если не считать того, что многие из них наверняка женаты, у них дети и все прочее.

— Конечно. Они приходят именно потому, что им чего-то не хватает. Мужья и жены не так уж часто спят друг с другом.

— Мы с Юстейном спали.

— Ну, это в начале. А через десять лет?

Эва покраснела.

— А может быть, — продолжала Майя, — ты думаешь, что мы, девушки, должны себя блюсти и ждать большую любовь? Ты веришь в большую любовь, Эва?

— Разумеется, нет.

Она отпила колы.

— А в тебя кто-то из них влюблялся?

— О да! Особенно молодняк. Я им вообще очень нравлюсь, поэтому я стараюсь для них сделать что-то особенное. Вот, например, весной у меня был один молодой человек с потрясающим именем — у его семьи французские и испанские корни. Жан Лука Кордова. Правда, потрясно? Подумай, если бы у тебя было такое имечко, — задумчиво сказала она. — Даже хочется сходить замуж, только чтобы получить такую фамилию, правда? И потом еще Йеран, я его никогда не забуду. Он был девственник, мне пришлось его всему учить. И он был так мне благодарен! Не так-то просто оставаться девственником в двадцать пять лет, да еще если работаешь в полиции. Ему, наверное, потребовалось немалое мужество, чтобы прийти сюда.