Глаз Эрлика - [17]

А пока они с Конем по крайней мере напились, а утром он уедет отсюда с новым запасом воды. Путешествовать вообще-то лучше ночью в прохладе, но Конь сильно нуждался в отдыхе.

Различные мысли продолжали тесниться в голове Конана, пока он лежал, ворочаясь и дожидаясь, когда его сморит сон в этом безымянном оазисе, который некоторые называли Дыханием Аренджуна, а другие — Зрением Хердпура. Название зависело от того, куда ехал путешественник. Лежал он, укрывшись старым плащом, украденным три ночи назад. Ночи в пустыне были прохладными. Поблизости спал стоя стреноженный Конь.

На противоположной стороне окруженного кольцом жесткой травы и тенистыми пальмами водоема с хорошей водой расположились люди, которых Конан застал здесь по прибытии. Трое путников почти не разговаривали друг с другом.

Двое отсыпались, готовясь ночью отправиться в путь верхом на своих верблюдах и красивом коне с яшмовой шкурой. Стремившийся к разговорам ничуть не больше их, Конан заставил своего коня отъехать к южному берегу водоема, прежде чем позволил ему напиться.

Киммериец же утолил жажду, распростершись на берегу рядом с шумно втягивающим воду Конем. С другой стороны водоема за ним наблюдал один из путников. "От нечего делать наблюдает", — предположил Конан. Он поднялся, убрал под тунику выпавший поддельный Глаз Эрлика и принялся убеждать Коня прекратить попытки досуха высосать водоем. Другой путник, темноволосый и с гирканским ястребиным носом под белой куфией, отвернулся. Он даже не взглянул, когда Конан счел необходимым силой оттащить Коня от воды. То, что юнец в драном плаще сумел это сделать, несомненно, удивило бы путешественника, наблюдай он за Конаном. Уж Коня-то определенно удивила сила его хозяина.

— На рассвете мы снова наполним желудки, Водохлеб, — пообещал Конан животному, которое теперь получило имя.

Потом конь уснул, в то время как его скаредный хозяин пытался утихомирить бурную деятельность своего беспокойного ума. Он праздно гадал, почему двое других еще не отбыли своей дорогой.

Усни киммериец сразу же, он мог так никогда и не проснуться. Безымянному оазису, называемому то Зрением Хердпура, то Дыханием Аренджуна, предстояло стать Оазисом Смерти.

Хотя Конан и не знал этого. Да если б и знал, его бы это все равно не заинтересовало. Но те двое, вместе с кем он воспользовался удобствами оазиса, ехали из Самарры, что в туманных горах на юго-востоке. Они направлялись в столицу Заморы Шадизар продавать самые разнообразные товары, приобретенные не путем торговли. Наверно, в следующий раз они смогут позволить себе взять четыре или даже пять верблюдов…

Один из них, Ускуда, уже не раз бывал в Замбуле с караванами из страны колхов. Он видел амулет сатрапа, правившего от имени Турана Замбулой. Он считал его ценной вещью, ведь его носил все-таки царек. И как раз сегодня вечером он снова увидел этот амулет — или так, во всяком случае, он подумал. Царский амулет наверняка удвоит его с напарником прибыли там, в Шадизаре Порочном.

А юноша явно устал. Ускуда прождал целый час.

Теперь, пробравшись мимо спящего коня Конана, Ускуда-самаррянин обошел водоем. Припав к земле, он выхватил кинжал, только когда его отделяло от лежащего навзничь, накрытого плащом северянина не больше трех саженей.

С кинжалом в руке Ускуда выпрямился, зашуршав одеждой, и стремительно метнулся вперед, чтобы рухнуть на спящего, выставив перед собой кинжал.

Первым предупредил Конана о подкрадывающемся к нему человеке совсем не этот шорох. Он не мог представить, что кто-то захочет его ограбить, но всегда был столь же недоверчивым и привыкшим к низменным поступкам, сколь и бдительным. Лежа неподвижно, он уже несколько минут медленно вытягивал руку к рукояти меча. А в то же время его левая рука скользнула по груди к противоположному правому верхнему краю выгоревшей красно-коричневой мантии, прикрывавшей ножны.

Хотя скрежет вынимаемого из ножен кинжала Ускуды услышать и впрямь могли немногие человеческие уши, Конан его услышал. А потом зашуршала ткань…

Левая рука Конана рывком откинула плащ, в то время как правая подняла меч. В то же время мускулы его живота напряглись, обретя каменную твердость, а верхняя половина тела приподнялась с земли.

Его вытянутый меч встретил напавшего между пупком и пахом.

Сила удара опрокинула Конана обратно на землю. Она также с шипением выдавила весь воздух из легких Ускуды. Однако меч без острия не пронзил грабителя. Возможно, он разодрал объемистую одежду, а возможно, и нет. Это не имело значения.

Железные мускулы правой руки Конана напряглись и вздулись. Он не только не дал противнику упасть на него, но и отшвырнул его в сторону, вправо от себя. Только тогда Конан вспомнил, что попытался проткнуть человека мечом, больше не годившимся для такой работы.

Через три секунды Конан уже стоял на ногах. Нападавший откатился, хватая ртом воздух. Хотя Ускуда шумно пытался вдохнуть и испытывал сильную боль внизу живота, он тоже поднялся на ноги. И когда он поднялся, поднятым оказался и его меч. Кинжал он выронил.

Киммериец бросился на него и с силой нанес удар, полный праведного гнева. Ускуда увернулся, рубанув в то же время Конана по бедрам. Оба клинка рассекли только воздух, и Конан понял, что перед ним опытный воин. Противники, слегка пригнувшиеся, словно готовые к прыжку тигры, повернулись лицом друг к другу, оскалив зубы и слегка поводя мечами.