Глаз дракона - [2]
— …и ещё, Яобань, скажи, пусть держат язык за зубами. Не надо трепаться. Это дело полиции. Моё дело. Я не хочу, чтобы у меня на плечах сидели эти упыри из тринадцатого управления СБ, ясно?
Он кивает, хотя знает, что Пиао не смотрит на него. В животе бурчит ещё яростнее.
— Ну бля… — рычит он, ослабляя пояс, пока идёт к машине.
Холодный, тёмный час, пока не подъезжает первая партия людей и прожекторов. Оливково-зелёная змея полицейских выползает из машин. Люди, вылепленные из одного теста… тощие и высоколобые. Полтора часа спустя прожекторы разорвали темноту белым столбом света… ослепляющим. Тени как сторожевые бритвы. Два с половиной часа спустя приезжает доктор Ву с мутными глазами и стонет, глядя на полосу воды Хуанпу, начинающую подниматься. Зевая, приходит в чувство. Три часа десять минут спустя Пиао вытаскивает доктора из резкого столба света в полутень деревянного причала для предварительного доклада.
— Для восьмерых молодых людей жизнь закончилась.
Старший следователь заползает глубже в тень, чтобы Ву не видел выражения его лица.
— Вы хотите сказать, они мертвы. Доктор, вам сегодня везти в морг восемь трупов.
Покров улыбки доктора Ву медленно поднимается; все переживания затягивает вглубь, видимая бесстрастность расплывается в его глазах… тяжёлый вельветовый занавес вынужденной самодисциплины.
— Восьмерых покинула жизнь.
Тупой дурак. Тридцать лет уже доктор, и не может использовать это слово. Слово из пяти букв. Мертвы… они, блядь, мертвы!
Но дразнить его сейчас ни к чему. Ву прежде был обладателем внешности и физических данных гордого и усердного орангутанга, но с тех пор усох и стал напоминать морщинистую беличью обезьянку, и он — профессиональный Вэнь-мин… человек, воспитанный в старой традиции. Чтобы соответствовать потребностям жизни в обществе, руководствуется Книгой церемоний.
Пиао чувствует, как улыбка потихоньку застывает у него на губах… она расползлась по ним, как мёртвая собака посреди дороги, раздавленная, с вывалившимся языком. В обществе, где живут сотрудники отдела по расследованию убийств, таких ограничений нет. Хотя что до него, лучше бы были. В его обществе нет этикета. Нет правил. Нет граней, которые надо соблюдать. Только размытая карусель скорости и цветов. Лобовое столкновение между традициями и новым порядком. Общество оружия там, где раньше оружия не было. Общество быстрого возмездия и смерти, где раньше была только боль уязвлённого достоинства. Он рад, что Ву не видит его глаз. Они говорят без обиняков, они выражают:
Традиции умерли, старик — и все мы теперь в жопе.
— Пол?
Доктор краснеет, улыбка его киснет.
— Какого пола те восемь человек, доктор, кого покинула жизнь?
— Одна женщина. Семь мужчин.
Семь мужчин. Даже маска безмятежной улыбки не может спрятать шок, потрясение, которое растеклось по лицу Ву от цифры семь. Старший следователь знает, какие слова гремят сейчас в голове старика… слова, которые уже свисают с уголков его собственных губ.
Семь, символ абсолютного преуспевания. А думали ли убийцы про ту же самую поэму из Книги песен?
Когда они резали жертв на куски, сковывали их вместе и опускали их в тёмные воды Хуанпу, может, они тоже шептали слова…
Его колотит. Пиао складывает руки на груди в попытке справиться с дрожью.
— Что ещё у нас есть? Время, причина смерти? Мысли о том, как определить их личности? Давайте, доктор, удивите меня.
Ву неловко поёжился. Холод, грязь. Заползает в ботинки, и в его душу. Он вспоминает о резиновых сапогах в кабинете. Думает о цепях. О трупах… и чёрных, бескровных дырах в них. Эти дыры притягивали его сознание, как ушко иголки зовёт нить.
— Ничем не могу вас порадовать. Я доктор. Учёный. Не грабитель побережий.
Пиао выходит из теней. Лицом к лицу с Ву. Старик воняет нафталином и поражением. На губах его перечный соус и липкие слова. Глядя вглубь его… он видит страх, плещущийся на дне его глаз. Почти чувствует его вкус. Узнает его. И понимает, хотя и не хочет. Никогда не хотел…
— Что это, Ву, вы видели подобное раньше? Есть какая-то информация?
Доктор издаёт вымученный смешок; безрадостное веселье стягивает кожу его лица, будто стальные заслонки встают на место.
— Уважаемый Ву, не трахайте мне мозги, не надо вот этого. Вы же что-то знаете, я прав? Ну?
Ещё один смешок. Один звук. Кромка стекла по кромке стекла. В его глазах нет ничего кроме тайны и корней неизвестного страха. Пиао делает ошибку и кладёт руку на тощее плечо доктора, преодолевая физическую пропасть этикета… и тут начинается. Злость Ву выплёскивается. Страсти летят на милость стихий. Старик шипит. Тихим голосом. Для ушей одного следователя.
— Я отказываюсь от этого дела. От этих трупов. Я не буду их исследовать ни здесь, ни где бы то ни было. В свою лабораторию я их не возьму…
Глаза его сужаются, и голос тоже. Слова с жаром паяльной лампы вгрызаются в щёку старшего следователя.
— …передайте это дело, Пиао. Передайте его, как я. Вам незачем во всё это лезть.
Безработного муромского инженера Геннадия Крупникова подлавливают террористы. За освобождение они требуют от него огромных отступных. Вместо денег парень предлагает им воплотить в жизнь сюжет своей книги о покушении на президента России. Для начала террористы заставляют Геныча убить мэра города. Отводя угрозу от близких, он совершает тяжкое преступление. Когда президент России приезжает в Муром на день города, у парня всё подготовлено для покушения. Но в момент времени «Ч» у русского до мозга костей человека не поднимается рука на президента родной страны.
Правда ли то, что написано в этой книге? К сожалению, да. Ее главные герои живут в современной Западной Германии. Многие из них носят подлинные имена. Другие же действуют под вымышленными фамилиями. И если отдельные эпизоды не являются копией имевших место событий, то основная фабула развития отражает подлинную действительность. Каждый день приносит новые факты, свидетельствующие об активизации неонацистов и о растущем отпоре демократической общественности: Неонацизм — это не только Национал-демократическая партия, но и та среда, которая ее порождает.Об этом и рассказывает журналист-международник Владимир Ломейко в своей книге, написанной на основе подробного изучения деятельности НДП, личных наблюдений и бесед во время поездок в Федеративную республику.
В своем детективном романе «Евгений Кушнарев: под прицелом» Андрей Кокотюха моделирует ситуации, которые могли предшествовать загадочной гибели яркого и неординарного политика. Выдвигая четыре версии развития событий, автор анализирует факты, не делая однозначных выводов, предоставляя возможность читателю выстраивать свою собственную версию…
В романе «Одержимые» Анджея Пшипковского в остросюжетной форме рассказывается о деятельности подпольной террористической организации «Огненные бригады», о том, как американские разведслужбы используют псевдореволюционные взгляды руководителей этой организации для осуществления политических провокаций.
В начале XX века Кодекс майя мог стать опасным оружием в руках нацистов! За то, что профессор Леви Вайцман скрыл пророчество древнейшей цивилизации о Судном дне от Третьего рейха, ему и его детям пришлось жестоко заплатить…2012 год. Конец времен близок. На рукопись, затерянную где-то в джунглях Гватемалы, открыта настоящая охота. Найти Кодекс раньше Ватикана, раньше спецслужб должна внучка профессора Алета, ведь сами майя избрали ее для этой миссии!
Юрий Козенков, Голгофа России, Схватка за властьМосква 2003 «Фонд национальных перспектив»Автор, государственник, ученый, президент «Фонда национальных перспектив России», известен своими книгами: «Реванш России» (выходившей под псевдонимом),«Кру. шение Америки» - «Заговор» и «Возмездие», «Спасет ли Путин Россию?», «Голгофа России» - «Завоеватели». Опытнейший аналитик, производственник и экономист еще с Союзных времен в своей новой книге«Голгофа России»- «Схватка за власть» впервые в России проанализировал не только закулисную борьбу Сталина с пятой колонной сионистов в СССР,но и широко исследовал периоды правления Н.Хрущева, Л.Брежнева и МГорбачева, когда внутренние враги нашего народа размывали фундамент государства и создавали основы для подлого захвата власти в стране в 1991 году.