Глаз дракона - [3]

— Вода у вас — точно зимнее солнце пьешь, — наконец произнес он, улыбнувшись. — Холодная, но яркая, до костей пробирает.

— Здесь родник недалеко, — смущенно улыбнулась в ответ Лада. «Как зимнее солнце… — подумала она. — Надо же… А ведь и впрямь…» Девушка покачала головой. — Красиво ты говоришь.

— Просто говорю то, что чувствую, — пожал плечами Сонэр и облокотился на ограду. — Каждый человек чувствует, но не каждый может описать. Мне иногда это удается, иногда нет.

— Бывают такие чувства, которые никакой язык не опишет, каким бы умелым он ни был, — возразила Лада.

— Какие же? — поинтересовался Сонэр. В его глазах светился действительный интерес, поэтому Лада ответила:

— Например, жизнь, — она кивнула, услышав, как задумчиво хмыкнул Сонэр. — Да, жизнь. Жизнь — это же тоже чувство, самое, пожалуй, длинное чувство из всех. Только как его объяснишь? Как опишешь? С чем сравнишь? Жизнь — это то чувство, с которым можно сравнивать, но которое ни с чем сравнить нельзя.

— А разве жизнь нельзя сравнить с любовью? — задумчиво спросил Сонэр. Лада вздрогнула и глянула на него. Он был очень задумчив и явно ждал ответа от нее, хотел узнать именно ее мнение. Лада неуверенно повела плечами.

— Говорят, что любовь — это целая жизнь, — произнесла она. — Но жизнь и любовь… Любовь — это чувство, о котором можно говорить, лишь его испытав. Я о ней знаю только из разговоров людей и не думаю, что могу ее с чем-то сравнить.

— Но любовь бывает разная, — возразил в свою очередь Сонэр. — Можно ведь любить, как любит муж жену, или так, как любит сын отца. Это ведь тоже любовь. О ней может говорить каждый.

— Ты прав, но… — Лада сдвинула брови, подбирая слова. Пальцы ее в задумчивости затеребили кончик косы, разделили его на три тоненькие пряди, заплели, потом заново распустили. — Любовь к отцу — это любовь цветка к солнцу, любовь к брату — любовь двух травинок, выросших от одного корня. А любовь к мужу… Этого я пока не знаю. Видишь, любовь можно сравнить только с любовью, как жизнь можно сравнить только с жизнью.

— Наверное, любовь и жизнь — это одно и то же, — Сонэр посмотрел ей в глаза. Лада согласно кивнула:

— Может быть, ты прав, — она помолчала, потом забрала у него кружку и глянула на коня. Будто очнувшись, улыбнулась и сказала: — Может, тебе и коня твоего напоить, а то он так на ведро смотрит, будто в нем вся жизнь его.

— Пожалуй, — согласился Сонэр, и Лада, приподняв ведро, передала его ему через ограду. Конь с жадностью уткнулся мордой в воду, а Сонэр вновь наклонился, перегнувшись через ограду к Ладе. Некоторое время молчал, потом заглянул ей в глаза — как будто посмотрел прямо в душу, у Лады даже дух захватило и сердце прыгнуло к горлу. — Ты никогда не думала, как живут люди, которые никого не любят?

— Так не бывает, — покачала головой Лада. — Каждый человек кого-то любит. Только любовь у каждого своя. Даже самый злостный в мире негодяй может быть безнадежно привязан к своей собаке и любить ее так, как никто никого в мире не любил.

Сонэр вдруг вскинул голову так, как будто Лада ударила его по лицу, выпрямился и пару секунд смотрел ей в глаза жестким, налившимся мгновенным гневом взглядом. Лада чуть отступила, инстинктивно соображая, куда она может быстро убежать и чем защититься. Однако гнев утих так же мгновенно, как и возник, Сонэр выдохнул, словно выпустив пар, и снова положил руки на ограду.

— Извини, не пугайся, — извинения из уст такого человека Лада слышала впервые. Она приблизилась на шаг, но ближе, на то место, где раньше стояла, не подошла — мало ли. Сонэр усмехнулся. — Просто у меня есть собака, к которой я безнадежно привязан. Но ты же об этом не знала…

Лада покачала головой, все еще остерегаясь подойти ближе. «Ну и ну, — подумала она. — Угораздило же меня… Странный он какой-то, непонятный… Из-за одного упоминания о собаке взбелениться…»

— Из-за одного упоминания о собаке завестись — это ж какой нрав надо иметь? — подняла брови Лада. — Представляю, как трудно твоим людям с тобой.

— Это верно, — снова усмехнулся Сонэр. Покачал головой. — Ты не живешь там, где живу я. Поэтому не понимаешь. Если бы то, что сказала ты, сказал при всех мой приближенный, я был бы обязан обвинить его в измене.

— Почему? — удивилась Лада.

— Потому что он бы подразумевал под негодяем меня, — Сонэр развел руками. — Такой мир, такая жизнь. С этим ничего не поделаешь.

— Странный у вас мир, — Лада передернула плечами. — Как будто неживой.

— Почему? — в свою очередь удивился Сонэр.

— Потому что в живом мире под словами имеют в виду только то, что они действительно значат, — объяснила Лада. — А у вас на эти слова еще какой-то неведомый смысл накладывается, и только его вы привыкли читать. Разве так можно?

Сонэр выслушал ее и некоторое время помолчал, будто обдумывая ее слова. Видимо, раздумья его были очень серьезные, потому что взгляд стал отстраненным, губы сжались, брови сдвинулись к переносице, ноздри раздулись.

— Можно, — наконец, будто озвучивая свои мысли, произнес он. — К сожалению, можно… — он встряхнулся и вновь посмотрел на Ладу, уже спокойно и даже с долей веселья. — Странная ты девушка, Лада. Слова у тебя толковые, мысли живые, а сердце чистое, будто вода твоя. Странно.